"Владимир Севриновский. Гений (рассказик)" - читать интересную книгу автора

- Да, мне все ясно, - сказал Писатель, стараясь вложить в эти слова
весь свой сарказм и презрение к столь недостойному предложению. -
Приятно было с вами поговорить, но я спешу. Всего доброго, - и он
протянул незнакомцу руку для прощального рукопожатия.
- Всего доброго, - рука незнакомца плотно обхватила его кисть,
прижимая к ладони какой-то продолговатый предмет. Писатель не сразу
понял, что это - пачка ассигнаций. Очень увесистая пачка.
- Я сейчас уезжаю, - не отпуская его руки, проговорил незнакомец. -
Hо вскоре вы получите от меня письмо с подробными инструкциями. Думаю,
мы поймем друг друга.
Он высвободил свою руку так резко, что несколько новеньких купюр
разлетелись по пыльной дороге, словно стайка странных бабочек, и ушел,
не оглядываясь.

Весь следующий год пролетел словно в сладком сне. Hезнакомец
сдержал свое обещание. Писатель старательно, не халтуря, выполнял его
заказы и редактор местной газеты, прежде надменно воротивший нос,
теперь расплывался в по-крокодильи широкой ухмылке всякий раз, когда
вчерашний голодранец переступал порог издательства. Hо на этом чудеса
не закончились. Единожды начав публиковаться, Писатель взлетал все
выше и выше, пока через полгода не приземлился в одном из мягких
редакторских кресел. Теперь уже он решал, какие произведения
отправятся в набор, а какие - в мусорную корзину. Жизнь набирала
стремительные обороты, и когда два года спустя незнакомец вновь
неожиданно появился на пороге его кабинета, Писатель уже так крепко
заглотнул наживку, что без колебаний согласился на все условия
дальнейшей совместной работы.
Шло время. Популярность Писателя стремительно росла, он работал
настолько плодотворно, что загадочный благодетель едва успевал
подбрасывать ему новые темы, которые он считал наиболее
перспективными. И несмотря на то, что все это оставалось для Писателя
во многом чуждым, он не мог не признать, что чутье его издателя
работало практически безукоризненно. Со временем он стал привыкать,
хотя еще привносил по старой привычке в свои произведения то излишне
лирические обороты, а то и вольные остроты времен своей молодости. Ему
сопутствовал оглушительный успех и Писатель не мог понять только
одного - каким образом у производимой им, словно фабрикой, горы
макулатуры, несмотря на явно низкое качество с точки зрения высокого
слова и показной, отвратительно выпячивающийся популизм, может
постоянно расти число поклонников. По указаниям издателя он регулярно
ездил на встречи с этими людьми, которых презирал, часами тупо глядел
на их восторженные прыщавые физиономии и порой едва сдерживался, чтобы
не завыть от беспросветной тоски. Пару раз он даже открыто высказывал
все, что он думает об этом сброде, но от этого их лица становились еще
более восторженными, а аплодисменты - еще более громкими, и тогда он
понял, что им совершенно не важно, что он говорит, ведь слушают они не
его, а вымышленный все тем же издателем светлый образ пламенного и
вдохновенного творца. Можно подумать, что эти люди имеют хотя бы
смутное представление об истинном вдохновении! По крайней мере, у их
кумира на смену возвышенным иллюзиям уже давно пришло простое, но