"Николай Михайлович Север. Федор Волков (Сказ о первом российского театра актере) " - читать интересную книгу автора

их. Не хочешь - вези назад в Ярославль.
В купеческом деле стала наука нужна, а где её взять? Асессор из
академии книгу аглицкую "Совершенный купец" по-русски изложил. И для
коммерции, сказывали, прилична, да за неграмотностью купечества в
надобности не оказалась.
Не умудрён был грамотой и владелец купоросного завода Полушкин.
От старости к заводскому делу "смотрения и исправления" иметь уже не
мог, почему и принял пасынков своих в "товарищи" и "компанейщики".
Казалось, всё так славно и хорошо: и дело есть, и руки молодые к нему
приложены, да вот разумения и понятия, что надобны в таких
обстоятельствах, - недостача. Тут уж псалтырные дьячки не помога.
Округ поглядишь - та же маята. Иной на деньгах, как кот, зажмурившись,
сидит - мышей опасается... Не зная броду, как в воду? А дело не ждёт,
неделю упустишь - лови лягушку за ушки...
Герцог Бирон, переселённый от престола российского сперва в
Пелым, а потом в Ярославль-город, обиду свою затаил. С магистратом
тяжбу безвыходную повёл, на самого воеводу в столицу кляузы строчил...
коротал век. Привез с собой из Пелыма того самого лекаря Гове,
лакейскую челядь, какого-то "кухеншнейдера" и даже пастора, которого
ярославцы в Ивана Ермолаича перекрестили... Пастор был мужчина грузный
и жадный до всего, особливо до денег. Не хуже жалованного "именитой"
шпагой купца Колчина ссужал деньги в долг, имея с того прибыль... Иван
Ермолаич был близким соседом Полушкина, ну и сдружились. Стал пастор
Фёдора понуждать расписки всякие в нужную ему тетрадь вписывать. Опять
же для своей надобности к немецким словам его приучал. А с того обоим
польза выходила... Начал Фёдор вроде майковского попугая такое
говорить, что Матрёна Яковлевна пугалась, а Полушкин только смеялся.
По-русски сметлив был старик - выгоду свою понимал! Настало время,
пришел к пастору: "Давай советуй! Куда пасынка слать в науки?.. В
Москву? А в Москве что? Разные науки ме-ди-цинские, что ли, или как их
там... греко-славянские, духовные?" Пастору нет того хуже, как попов
православных плодить, да и Полушкин, втайне к старой вере
приверженный, ими брезговал... И надоумил Иван Ермолаич: отдать Фёдора
в заводскую школу, что ещё при Петре Первом зачалось "для лучшего
умения в заводских делах". Три дня Полушкин с немцем гулял. Тот ему
всё про Лютера, а Полушкин про попа Аввакума. Великого разума была
беседа! Опохмелялись богословы квасом и полупивом, что варил пастору
"кухеншнейдер".
В Москву Фёдор ехал "с оказией", с немцем, что гостил у пастора в
Ярославле.
Залез немец в возок, сеном вокруг себя подоткнул. Заснул. Кони
бегут, бубенцы звякают. Фёдор сидит в возке, свесив ноги над колеёй.
Вон там, уже далеко, у перевоза на Которости, остался Василёк! Прощай,
Василёк, прощай!
Осень. Ветка рябины, с воза ли кто обронил либо так кем брошена,
гроздьями красными под копыта легла. В небо глянешь - журавли летят...
Торопятся... Осень. Летошними грибами пахнет, антоновкой, что в возке
в кошёлке соломой укрыта. В столицах, чай, яблок нету - запас
надобен...
Фёдор глядит в синеву неба, и небо мутнеет от слёз, что, хочешь -