"Николай Михайлович Север. Федор Волков (Сказ о первом российского театра актере) " - читать интересную книгу автора

знатного мастера Истомина да купца Швылёва". Как откажешь! И поехал
Фёдор с выборными в столицу за неграмотных земляков перед Сенатом
хлопотать... Ну, дело, конечно, такое, пока до Сената дойдёшь, что по
лесу дремучему вёрсты исходишь, по канцеляриям да присутствиям разным
плутая. В столице простых людей маловато. От регистраторов и
экзекуторов до чинов все персоны! Истомин да Швылёв и деньгами
издержались и здоровьем притомились, ободряя сенатских канцеляристов.
Опять же иностранные браковщики, своего упустить не желая, большое
рвение насупротив проявили... Усердие ли Фёдора, понятливость ли его
помогли, однако Сенат в поощрение русского купечества просьбу уважил.
Ох, и гуляли же первые русские браковщики в столице русской! Фёдор им
объявление сделал: "Пока не пропьётесь, глаз к вам не покажу". Съехал
от них на постоялый двор. Бродил по столице - любовался городом, куда
там до него Москве!.. В кунсткамере был, глобус смотрел, библиотеку
при академии видел. При нём профессор один многие опыты делал через
стекла зажигательные. Ездил на острова смотреть медведей белых,
слонов, львиц, бобров и других зверей разных... На Васильевском
острову смотрел впервые "тражедию" "Синав и Трувор", сочиненную
господином Сумароковым. Её играли кадеты Шляхетского корпуса. О том в
"раздумчивую" тетрадь записал: "Никита Афанасьевич Бекетов "Синава"
играл. Пришёл я в такое восхищение, что не знал, где был - на земле
или на небесах!" И началось... Исходил Фёдор все театры. Побывал в
знакомой по Москве итальянской опере и французском театре, на котором
пьесы Мольера и Расина превосходны были, и в немецком театре, что
ютился в неказистом домишке. До старости не забыть всего этого!
Знатный мастер да купец, в сознанье придя, сыскали Волкова на
постоялом дворе, повинились перед ним и пошли нанимать лошадей в
обратный путь. В Москве Фёдор отстал от земляков. В берг-коллегии свои
хлопоты - заводчиком теперь стал. Еле в неделю с делами управился, а
там опять дорога, опять звенят бубенцы под дугой.

ЮНОСТЬ АКТЁРА

С озера тянулась и плыла, обволакивая прибрежное кустовье, пелена
тумана. Зазолотились куполки звонницы, коснувшиеся там, у себя,
наверху, переливчатой нежности зари.
Не рушат тишины лёгкие перестуки вёсел о деревянные уключины
лодок на озере - архиерейская челядь плывёт к острову за накошенным с
вечера сеном и ночным уловом рыбицы.
Спит Ростов Великий. Утренняя дремота нежит безмолвные слободки,
да улочки-кривули, и топкие речушки, и родниковые овражки.
Спит митрополичий двор...
Спит воеводский приказ, куда ещё до полночь пойманы были и пытаны
посадские бобыли, взятые "за-караул"(11) с "сумнительным к пожарному
случаю при них оружием"... Уже не надобен светляк-фонарь, что давно
чадил и мигал, подсвечивая веревочную паутину звонницы, каменные плиты
переходов да матовые от росы бока колоколов...
Смотрит Фёдор со своего поднебесья, и кажется ему, что плывет он
над озёрными туманами, над полями и перелесьем навстречу тихому
половодью утреннего света.