"Эфраим Севела. Продай твою мать" - читать интересную книгу автора

столовой темнел полированными боками старинный антикварный
буфет. За ребристыми стенками его дверей матово белели
фарфоровые тарелки и чашки в таких же стопках и так же
расставленные, как это было при маме. И стол был покрыт нашей
льняной скатертью с ромашками, вышитыми шелком по углам. У
одной ромашки не хватало двух лепестков. Их срезал ножницами
я, когда был совсем маленьким, и в наказание мама меня неделю
не подпускала к столу, а приносила поесть на кухню, где я,
рыдая, давился едой в одиночестве за маленьким, покрытым
клеенкой столиком.
Так же играла гранями большая хрустальная люстра под
потолком. Паркет в гостиной был покрыт ворсистым светлым
ковром с темным пятном посередине. Тоже моя работа. Пролил
варенье на ковер, и сколько его ни чистили, вывести пятно так
и не удалось. Меня за это лишили на месяц сладостей. Сейчас
поблекшее пятно посреди ковра смотрело на меня и, мне
казалось, даже подмигивало, как старый друг, который имеет со
мной общую тайну и никому не раскроет.
Но и что-то неуловимо изменилось в доме. В первую очередь
запах. У нас всегда немного пахло нафталином, которым
пересыпали вещи в шкафах, чтобы уберечь от моли. А также
пряными приправами, которые обильно добавлялись почти ко всем
блюдам еврейской кухни.
Эти запахи исчезли из дома. Их заменили другие, не менее
острые, какие сохранились в моей памяти с тех времен, когда мы
выезжали на дачу в Кулаутуву и жили все лето в крестьянском
доме. В нашем доме теперь пахло овчиной, засушенной травой и
жареным салом. А также стоял острый и неприятный запах
самогона - водки, которую крестьяне сами изготовляют из сахар-
ной свеклы и пшеницы.
А второе, что полоснуло меня по сердцу, - исчезновение со
стен наших портретов. Свадебного портрета мамы и папы. Двух
улыбающихся рожиц, моей и Лии, в овальных рамах. Не было и
старых пожелтевших портретов дедушки и бабушки. На тех местах,
где они висели, теперь остались пятна, чуть потемнее остальных
обоев, и черные дырочки от вырванных гвоздиков, на которых
рамы крепились.
Когда мы вошли в дом, жена хозяина, высокая женщина в
темном платье, со светлыми волосами, собранными сзади в пучок,
точь-в-точь как у моей мамы, расставляла на столе посуду - они
собирались ужинать.
- Ставь еще тарелку, - сказал хозяин. - Видишь, гостя
привел.
Хозяйка подняла на нас глаза - они были у нее грустные,
словно она только что плакала, - и, ничего не сказав,
направилась к буфету.
- Как тебя звать? - спросил хозяин.
Я сказал. Тогда и он назвал себя.
- Винцас. Винцас Гайдис. Запомнил? На это имя оформлен
теперь дом. Все по закону.