"Эфраим Севела. Продай твою мать" - читать интересную книгу автора

От него и сейчас разило спиртным перегаром, хоть и сидел
он к нам спиной и ветер относил его дыхание от нас. Я
отчетливо чуял запах спиртного, острую вонь самогона, которая
исходила от его широкой спины с покатыми плечами, на которой
подпрыгивала короткая винтовка с темным, почти синим
металлическим затвором.
Я смотрел на эту винтовку против своей воли и не мог
отвести взгляда, и при этом меня немножко подташнивало. Мы
ведь не знали тогда, что нас везут, чтобы вытянуть, высосать
всю нашу кровь. Я был уверен, что нас везут на Девятый форт и
там перестреляют как цыплят.
Я смотрел на винтовку рыжего Антанаса, на ее выщербленный
деревянный приклад и думал, как думают о самых простых вещах,
что из этой самой винтовки Антанас убьет меня и в
металлическом затворе лежит себе спокойно свинцовая пуля с
болезненно-острым кончиком, ничем не отличающаяся от других
пуль. С одним лишь отличием, что в ней притаилась моя смерть.
И еще одна пуля лежит в оттопыренном кармане суконного кителя
Антанаса. Как сестра похожая на мою. Это пуля Лии. Мы с Лией
брат и сестра, и наши пули тоже родственники. Их даже,
возможно, отлили из одного "куска свинца.
Так думал я, когда удары о доски борта не отвлекали меня
от размышлений. И смотрел на широкую суконную спину Антанаса,
на рыжие завитки волос на его белокожем, в веснушках затылке.
У нас было два конвоира. Другой, немолодой немецкий
солдат, маленького роста, сидел в кабине, рядом с шофером, а
здоровенный Антанас протирал себе зад на остром краю
автомобильного борта. Отчего, конечно, злится и сорвет свою
злость на нас.
Брезентовый полог над задним бортом, где сидел Антанас,
был завернут вверх, на крышу фургона, и мне было видно, как
убегают назад маленькие грязные домики Вилиямполе - еврейского
гетто, последнего пристанища нашей семьи и всех каунасских
евреев. Мы еще не выехали за ворота гетто, когда автомобиль
остановился. По поперечной улице ползла вереница телег - я
слышал цокот конских копыт и скрежет железных ободьев колес о
булыжники мостовой.
Маму я сначала услышал и потом лишь увидел. Я отчетливо,
до рези в ушах, слышал знакомый голос, привычную напевную
скороговорку. Она разговаривала с Антанасом. Мама,
единственная из всех матерей, не осталась плакать и причитать
в своей опустевшей комнатке, а побежала к воротам и
подстерегла наш грузовик.
- Антанас, - позвала она. - Это - последняя ценность, что
я сохранила. Чистый бриллиант. Старинной бельгийской шлифовки.
Здесь три карата, Антанас.
Над краем заднего борта показалась мамина рука. Моя мама
небольшого роста, и за бортом грузовика ее не было видно.
Двумя пальцами мама держала тоненькую серебряную цепочку, на
которой покачивался, нестерпимо сверкая гранями, выпуклый