"Виталий Сертаков. Рудимент " - читать интересную книгу автора

предложения.
Второе состояние тела. Садик в нашем дворе. Там торчал покосившийся
засохший фонтан, две скамейки и гаражи. В фонтане кучковались пьяницы. На
скамейках, забравшись с ногами, ребята соревновались, кто дальше плюнет.
Возле гаражей перемежались кучи собачьего и человечьего дерьма. Меня
выносили посмотреть на мир по очереди. Мама, бабушка, тетя Лида. Иногда
соседи.
Третьим знакомым мирком была больница. Больницы я, кажется, не боялся.
Почти не помню.
Комиссия разговаривала с мамой очень строго. Они мерили нашу площадь,
читали бумаги, а под занавес всех озадачили. Они привезли первую в моей
жизни инвалидную коляску. Я смотрел на неуклюжую конструкцию, как на
небесную колесницу. Коляска весила в четыре раза больше меня, а жили мы в
доме без лифта, на четвертом этаже.
Удачный подарок от государства. Все равно что слепому преподнести
бинокль. Зато теперь мое присутствие отравляло жизнь не только родне. Отныне
я мешал всем соседям.
Главная тетка из комиссии говорила с мамой на кухне. Она уже не
ругалась на антисанитарию. Она посетовала, что в советское время мы давно
получили бы жилплощадь на первом этаже. Спросила, нет ли у нас возможности
уехать за границу. Она сказала, что догадывается, куда уходит моя пенсия, и
потрогала под столом ряды винной стеклотары. вторая тетка строго спросила,
как это можно, давать ребенку столько читать. Книги, которые мне не положены
по возрасту. Они с наивной прямотой спросили маму, почему та не отказалась
от меня сразу, и пообещали помочь с устройством меня в стационар. В Дом
инвалидов. Навсегда, если мама согласится. Это крайне непросто, намекнула
тетка, но ей жаль мальчика, который живет в сарае, где ванная стоит посреди
коммунальной кухни. Главная тетка не издевалась, она искренне не могла взять
в толк, что такого, как я, можно любить.
Мама меня любила.
Потом комиссия протопала по лестнице, а бабушка изрекла загадочную
фразу:
- Фарисейство по остаточному принципу...
Тетя Лида выразилась более определенно - обозвала их толстожопыми
дармоедками. Мама сказала:
- Я Петеньку никому не отдам!
И неделю после этого не употребляла.
Начальницы уехали ободрять других детей, а железное чудовище на колесах
осталось. Оно спряталось за дверью в коридор, подмигивало мне отражениями от
лампы и тихонько приговаривало: "Вот погоди, настанет ночь, все уснут, и я
тогда тобой займусь, кусок дерьма!"
С коляски все и началось. Именно из-за коляски у меня появился первый
враг.
Какой-то иностранный фонд дал денег российскому предприятию, чтобы они
запустили производство таких замечательных штуковин. Предприятие справилось.
Их кресло для детей получилось втрое дешевле иноземного, зато вдвое тяжелее
и без учета анатомии. Тетя Лида сказала, что с помощью подобной техники
можно выиграть небольшое танковое сражение. Когда у коляски что-нибудь
отлетало, достать детали было негде. Потому что фабрика наловчилась
выпускать изделие только целиком. Кроме того, благодаря техническому гению