"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Свидание (Эпопея "Преображение России" - 17)" - читать интересную книгу автора

Леня понял ее и сказал:
- Молния, - значит, через какой-нибудь час получит.
Таня прижалась головой к его локтю и прошелестела, как бы извиняясь
перед матерью:
- Давно бы я могла его найти, если бы знала, что он теперь уже не
Даутов!
А в это время из передней доносился до них даже через дверь голос
Матийцева, излишне громкий:
- Ну вот, ну вот, а мне тут сказали, что вы старичок, седенький, лет за
пятьдесят.
Леня прислушался и тихо заметил:
- Кажется, случилась сегодня еще одна находка. Ты слышишь, Таня,
Александр Петрович уже говорит ему свой адрес и номер телефона.
Минуты через две Матийцев вышел к ним с яркими глазами на улыбающемся
во всю ширь лице.
- Вот видите, как все иногда просто бывает в жизни. Оказалось, ваш
Худолей и есть тот самый Коля, гимназист, мой крестный отец, и меня хоть и
не сразу, все-таки припомнил, и лет ему столько, сколько быть должно -
тридцать пять, а поседел он еще во время гражданской войны. Значит, пришлось
побывать в переплетах жизни. - И, уже переменив тон, оживленно предложил: -
Вот что, друзья мои: завтра - воскресенье, значит, выходной. Придет ко мне в
гостиницу он, Николай Иванович, приходите-ка и вы оба, а? У меня и пообедаем
все вместе. Идет?
Таня поглядела на него пытливо, вспомнит ли он теперь, собираясь
уходить от них, о той, кому послал телеграмму, и ей сразу показалось
неоспоримо добрым знаком, когда он, точно поняв ее взгляд, добавил:
- Кстати, вы мне, Таня, покажете ответную телеграмму вашей мамы.
"А если телеграммы никакой не будет", - подумала Таня, но сказала
оживленно и радостно, обращаясь к Лене:
- Пойдем, а?
- Ну что ж, еще раз встретимся с Худолеем, - согласился Леня, и только
после этого Таня с большой верой в свои слова сказала Матийцеву:
- И телеграмму от мамы непременно вам принесу!
Однако после ухода Матийцева ей стало как-то тоскливо, она убрала со
стола, помогая няне; испуганно перекладывала потом книги на этажерке,
пытаясь отвлечься; возилась с Галей и ее куклой, а какое-то ревнивое чувство
рисовало перед ней лицо Матийцева там, на улице, когда она сказала ему, кто
она такая, и то же лицо, каким она видела его только что, когда нашелся этот
самый Худолей. Как сияло теперь это лицо! Гораздо, гораздо больше было в нем
радости, - так решила про себя Таня, и это казалось ей горькой обидой, - не
за себя, за мать. Еще утром в этот день они с Леней наметили в семь часов
вечера идти в театр на новый спектакль, но не пошли: тревога Тани передалась
и Лене. Около одиннадцати они уже укладывались спать, но тут раздался звонок
у двери.
- Что? - спросила с замиранием сердца Таня.
- Телеграмма Слесаревой, - ответили ей за дверью, и Таня поняла, что
это ей от матери, - значит, она жива. В телеграмме было всего несколько
слов, но каких слов!
"Милая Таня, ты сделала меня счастливой, здоровой. Передай мой
сердечный привет товарищу Даутову".