"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Искать, всегда искать! (Эпопея "Преображение России" - 16)" - читать интересную книгу автора

Таня подошла к матери, обняла ее тонкую шею и сказала вполголоса:
- Хорошо, мама, я тогда уйду... Я понимаю, мама.


IV

До шести часов Таня никуда не выходила, - так прочна вдруг стала
уверенность в том, что Даутов где-то справляется о них, что он идет сюда,
что вот-вот в коридоре раздастся его спрашивающий густой голос, потом гулкие
шаги, наконец сдержанно-неторопливый стук в их дверь и вопрос: "Можно?"
Мать и дочь ни о чем не говорили больше; чтобы скоротать время, они
читали. И только когда подходил срок нового прихода того же катера из Ялты,
Таня сказала, поглядев в окно:
- Я все-таки пройдусь посмотрю, мама: может быть, он как раз уезжает с
этим катером?
- Хорошо... Хорошо, поди, - нетвердо сказала мать. - Впрочем, и я могу
пойти с тобой...
- Зачем?.. Да нет же, именно тебе-то и нельзя уходить! - испугалась
Таня. - Тебе нужно быть дома. Знаешь почему?
- Ну да, конечно... Он может как раз прийти вечером... Кто же приходит
среди дня, в такую жару?.. А вечером...
- Вот то-то и есть! Ничего, я и одна дорогу знаю... И вдруг - ты
представь, - вдруг я его приведу, а? Вот будет ловко!
Однако Таня вышла опять на ту же набережную, не надеясь уж встретить
Даутова. Даже и мимо автомобильных контор она прошла не справляясь, потому
что как-то неловко было справляться снова все о человеке в полосатой рубахе
и с бритой головой, когда человек этот мог переменить рубаху на белую, а на
бритую голову до ушей надвинуть кепку.
Теперь, когда солнце подходило уж к той горной каменной круглой
верхушке, за которую оно имело привычку прятаться летом, народу на
набережной было куда больше, чем днем, теперь гораздо легче было пропустить
Даутова, и Таня шла медленно, глядела очень напряженно.
Опять встретились газетчик Вайсбейн и плотник Матвей Гаврилыч, поспешно
буравящий толпу, в фартуке, но уж без фуганка, - должно быть, оставил
инструменты на работе. Опять мелькнул длинный седоголовый человек с багровым
носом. Отметили глаза и еще кое-кого из тех, кого видели днем, но вся толпа
в целом была молодая и суетливая, как только что выпущенные школьники и
школьницы; лица, пригретые солнцем, красные, с шелушащимися носами, однако
неуловимые.
Опять, как днем, Таня стояла у железною парапета на пристани, бегло
ощупывая всех глазами. Когда пристал катер и начали выходить пассажиры,
мелькнула ярко надежда именно среди них увидеть Даутова, но не увидела, и
потом - сказалась ли в этом дневная усталость, или просто досада на неудачу
- стало как-то совсем безразлично вдруг, здесь ли еще Даутов, уехал ли.
Вышла на самый крайний конец пристани, когда отчалил уже катер, и ненужно
следила, какой пенистый на море круг делает он винтом, как до отказа набит
он людьми, занявшими все скамейки под белым тентом и стоящими во всех
проходах. Там была - Таня знала это - буфетчица, молодая полная женщина с
черненькими усиками и бородкой, которая имела обыкновение, когда отходил
пароход, подбочась стоять у борта и вызывающе глядеть на пристань. Таня