"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Искать, всегда искать! (Эпопея "Преображение России" - 16)" - читать интересную книгу автора

артиллерийские и пехотные... Деятельность моя антивоенная в этих местах и
протекала. Там, на скамеечке в скверике, не пристав уж задремал, а я сам.
Тоже, должно быть, не без храпа тихого... Это осенью четырнадцатого года
было... Погода стояла теплая, не мудрено было задремать... И вдруг
просыпаюсь от такого ощущения, как будто по лицу мне кто-то рукавом шершавым
черным провел. Сейчас же я туда-сюда оглянулся - никого решительно. А
подсознательное какое-то чувство говорит: "Уходи немедленно!" Встал я и
пошел к выходу. Только дошел до вертушки, а из-за кустов кто-то меня дерг за
плечо! Смотрю и глазам не верю: целых три офицера, а за ними какой-то тип в
черном лохматом осеннем пальто: шпик. Совершенно глупо вышло. В этот раз и
маленький браунинг был у меня в кармане, но окружен я был очень тесно, и
сопротивляться было бы глупо.
- А вы умеете иногда хитрить?
- Вы попали в слабое мое место: я всегда был плох по части конспирации.
Да ведь тогда, во время войны, трудно было это, - слишком много везде
оказывалось шпиков добровольных. Буржуазия, она и сейчас яростно стоит за
продолжение войны, а тогда тем более, что после успехов-то на австрийском
фронте многие были вне себя... И этот, в пальто-то черном лохматом, он не
профессионал оказался, а просто лавочник местный.
- Из-за него вы, значит, отсидели два с лишком года?
- Да... Из-за его усердия.
- Хорошо! Постойте! Один вопрос: если бы вот сейчас, здесь, на берегу,
вы увидели бы этого своего шпика, что бы вы с ним сделали? - очень живо
вдруг спросила она. - Вы бы его утопили в море?
Даутов увидел, что глаза ее, обычно усталые и лишенные блеска, теперь
расширились и блестели, как будто она сама видела вот где-то близко, в трех
шагах, этого херсонского лавочника-доносчика.
- Нет, - улыбнулся ее новым глазам Даутов. - Личные счеты свои я пока
отложил бы...
- Почему? Почему отложили бы?
- Потому что гораздо более серьезная задача у нас - и у меня, значит, -
вот-вот потребует разрешения.
- Какая?
- Гораздо более серьезная, - этого, я думаю, с вас довольно... С войною
надо покончить или нет? Вы недавно согласились со мной, что надо, - не так
ли? А раз с войной будет покончено, то... тогда уж можно будет начать
разговоры с херсонским лавочником и со всеми лавочниками вообще.
- Сердцем я вас понимаю, - сказала она, - а умом нет.
- Чего же вы не понимаете умом?
- Еще бы!.. Если уж вам даже предатель ваш, из-за подлости которого
столько страдали вы на каторге, теперь совершенно почему-то неинтересен, то
вы... Вы, по-видимому, фанатик какой-то!
- Нет, но я способен умереть за наши идеи. И все, кто хочет того же,
что и я, всегда готовы умереть за наше дело. Тем-то мы и сильны...
- Почему же вас боятся рабочие? Я читала об этом где-то... или слышала.
- Едва ли есть такие!..
- Вы, кажется, просто мечтатели, по-э-ты!
- Нет, мы прозаики. У нас есть не только ясный план действий, но еще и
гениальное руководство. А если вам кажутся наши задачи утопиями, то, в
известном смысле, что же такое вообще прогресс, как не проведение многих и