"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Львы и солнце (Эпопея "Преображение России" - 14)" - читать интересную книгу автора

Хозяйка львов стояла около, накинув на голову осеннее драповое пальто,
и тихо плакала.
Долговязый рабочий выговаривал ей сурово:
- Вы что же это, гражданка, разве так можно? Диких зверей в комнатах у
себя держите?..
- Какие же они дикие звери?.. - оправдывалась женщина. - Они совсем не
дикие, а ручные...
- Хороши ручные!.. Это львы-то!..
- Они ведь "горные львы" - леонберги... Они ведь собаки, только
острижены подо львов... И, когда им прикажут не лаять, они не лают... И уши
обрезаны, чтобы стояли... Это новая порода собак таких...
Иван Ионыч слышал, что она говорила, но он услышал еще больше:
оставшийся в комнатах в одиночестве Жак, взобравшись на окно, завыл
по-волчьи заунывно, протяжно и вдруг перебил собственный вой густым
полновесным лаем... и снова завыл.
Брови Ивана Ионыча задрожали мелко, силясь подняться повыше от
последнего изумления перед последним мошенничеством, перед последним обманом
из тех, которые приготовила ему жизнь. Взгляд его на женщину - последний его
взгляд - был непрощающе-укоризненным... Потом он закрыл глаза и крепко
прижал подбородок к западающей груди.
- Как его фамилия? - кивнул на него Вечерухину подросток.
- Говорил он мне, забыл я... лесовая какая-то... - пытался припомнить
тот и не мог.
Он чувствовал себя неловко все-таки, хотя и был уверен, что именно этот
мальчишка всадил свою слепую пулю в голову человека, а совсем не он; да,
конечно, так это и было.
- Послушайте... Как ваша фамилия? - склонился над раненым подросток.
- Э-э... с-с... Полезнов, - просипел, собрав последние усилия, Иван
Ионыч.
- Бесполезнов!.. Записать надо! - сказал деловитый мальчик, вынул
книжечку, карандашик и записал: "Бесполезнов".
А скоро все увидели, как Бесполезнов умер. Тогда кое-кто снял шапки,
перекрестился. Постояли еще с полминуты, переминаясь, и пошли на улицу.
Через четверть часа, когда уже многие из жильцов дома успели разглядеть
суровые черты убитого чужого в дорогой шубе (винтовку же его взял грузчик),
появился несообразно высокий, скуластый, щетинистый человек в коричневом
картузе и поддевке из бобрика, старший дворник дома номер двадцать четыре.
Ему сказала женщина, хозяйка Жака:
- Вот несчастье какое!.. Пришли и своего же убили. Полиции надо
заявить.
Но дворник ответил раздельно и уничтожающе:
- Ка-ко-й это та-кой полиции?.. Где теперь именно эта по-ли-ция?.. Нет
теперь нигде ни-ка-кой полиции... Я - теперь полиция!
Он подобрался длиннейшими руками под тело Ивана Ионыча, прежде сняв с
него шапку и сунув себе в карман, и понес его пред собою, откачнувшись, как
охапку тяжелых дров, в дворницкую.
Там, вытянувшись и застыв, тело осталось в темном углу ждать могилы.
А на улицах, осиянных небывалым солнцем, революция сверкала, дыбилась,
пенилась, рокотала, гремела и пела.