"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Лютая зима (Эпопея "Преображение России" - 9)" - читать интересную книгу автора

- Провалиться ведь не могли... а нигде не видно... Главное - не слышно.
- А туман что?.. Ведь он же ползет куда, или он... стоит?
- Ползет же... Конечно, ползет... Что же вы не видите, что ползет?
- Ну, а мы... когда такое дело... стоять будем.
- Вы бы все-таки, может быть, сели бы, - Кароли заметил, какой он стал
теперь пергаментно бледный и как широко раскрывал поминутно рот.
Рядом был обломок каменной трубы: он подвел его к этому обломку.
Струков сел и забормотал обиженно о Ковалевском:
- Ведь мог бы, кажется... батальонным командирам-то... лошадей...
Сам-то небось помоложе меня годами... а все время на лошади... а тут...
Роты стояли, заполнив улицу во всю ширину, не понимая, зачем их
остановили, но вот сзади подскакало рысью несколько верховых: впереди
Ковалевский, за ним поручик Гнедых и трое конных разведчиков.
Струков поднялся.
- Что, весь батальон здесь с вами? - спросил его Ковалевский.
- Только две роты... Девятая и двенадцатая... Остальные там, впереди.
- Где впереди? Где именно впереди?
- Где-то там, дальше.
- Вот это мило, "дальше где-то"! Как же вы их выпустили из рук?
Струков только развел руками, точно желая показать строгому командиру,
что выпустить из рук две роты, когда их в руках целых четыре, нет ничего
легче.
- Должно быть, они заняли уж теперь деревню Хупалу! - вскинул бинокль к
глазам Ковалевский, а Кароли почтительно сказал:
- Может быть, в бинокль вы разглядите, где эта Хупала, а без бинокля ее
не видно.
Продолжая смотреть в бинокль и прямо, и вправо, и влево и тоже ничего
не видя, Ковалевский отозвался нетерпеливо:
- Ни черта!.. Но по крайней мере это ведь бесспорно высота с отметкой
триста шестьдесят шесть, а?
- Мы и сами так думаем, но... Аллах ведает, - ответил за Струкова
Кароли.
- Не аллах, а вы должны знать... Это триста шестьдесят шесть. Значит,
роты наши где же? Лезут на эту высоту?
Ответа ему получить не пришлось. Как раз в это время сзади и справа, с
севера, раздалась дружная и частая ружейная пальба.
Она длилась с минуту, может быть, две минуты, - и стихла сразу, точно
по команде. Потом донесся гул голосов, и похожий и не похожий на "ура".
- Это что такое? Австрийцы? - изменился в лице Ковалевский. - Черт! Нет
ничего хуже тумана!
И тут же он повернул каракового коня, и вся кавалькада галопом
помчалась обратно. На площади деревни стояла такая зычная перебранка, когда
они доскакали, что Ковалевский понял, почему было похоже издали на боевое
"ура". Тот самый четвертый батальон кадомцев, которому полагалось взять
Петликовце, добросовестно подобрался к ней в тумане с севера и, заметив
говорливую толпу людей в шинелях, - дружно обстрелял предполагаемых
австрийцев с постоянного прицела.
Ближайшая к ним восьмая рота пострадала сильно. Как раз, когда подъехал
Ковалевский, там сносили в одно место и клали в ряд убитых, - их было
семеро, - и перетаскивали туда же на руках, без носилок, тяжело раненных: