"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Моя переписка и знакомство с А.М.Горьким" - читать интересную книгу автора

послал Вам телеграмму об этом. Был день рождения моего, гости, цветы и все,
что полагается, а я затворился у себя в комнате, с утра до вечера читал
"Преображение" и чуть не ревел от радости, что Вы такой большой, насквозь
русский, и от жалости к людям, коих Вы так чудесно изобразили. Монументален
у Вас старик Сыромолотов, - Вы Мясоедова* знали? Есть как будто нечто
похожее (а известно ли Вам, что сын Мясоедова уличен был в подделке
английских фунтов, осужден и сидит в тюрьме у немцев?). Не разрешите ли
сказать, что Иртышов освещен Вами, пожалуй, несколько излишне субъективно?
Вы придали ему нечто смердяковское, чем всегда грешили и грешат писатели,
настроенные антисоциалистически, но что Вам, художнику духовно свободному,
как-то не идет. Вы мне извините это замечание?
______________
* Имеется в виду художник Мясоедов, передвижник. Его я не знал. - С.-Ц.

"Преображение" немедля начнут переводить и, вместе с тем, искать нового
издателя, ибо издатель первого тома, кажется, разорился или притворяется,
что разорился, и так и эдак - дело обычное для американских издателей, даже
когда они "высоколобые". Ох, если б Вы знали, какой это жуткий народ,
американцы сего дня! Люди, которые не токмо не стыдятся невежества своего,
но еще умеют и гордиться им. Мы, дескать, "здоровые" люди.
Предлагали Вы пьесу Вашу Худож[ественному] театру? Или какому-либо
другому? Сообщите. Здесь такая пьеса не пойдет. Здесь ставят "Анфису", "Дни
нашей жизни" Андреева, "Ревность" Арцыбашева и какую-то незнакомую мне пьесу
Винниченко. Театра здесь, в нашем русском виде, - нет, а есть хорошие актеры
и актрисы, при них - труппы, более или менее бездарные. Драматургии - тоже
нет. Роберто Бракко не ставят, ибо он - не фашист. Сем-Бенелли - отыгран,
старика Пиранделло хватило на два года, оказался слишком серьезен для
мелкого мещанства, которое правит страною, деятельно понижая ее культуру и
все более укрепляясь. [...]
Пьеса показалась мне слишком "бытовой". Лермонтов засорен, запылен в
ней, и явление "Демона" недостаточно освещает его. А впрочем, я плохо
понимаю пьесы, хотя и писал их.
В начале 90-х годов я встречал у патрона моего, Ланина, жалкенького
человечка, который, протягивая незнакомым эдакую бескостную, мокренькую
ручонку, именовал себя: "Мартынов, сын убийцы Лермонтова". Он не казался мне
человеком, страдающим "за грехи отца", а, наоборот, как бы подчеркивающим
некую свою значительность.
Пьеса все-таки очень хорошая. Очень печальная. Как это значительно:
Тынянов написал роман о Кюхельбекере, пишет о Грибоедове, О.Форш написала о
Гоголе - Иванове, Огнев пишет роман о Полежаеве и т.д. Теперь Вы дали
Лермонтова.
Пьесу необходимо поставить. Что сделано Вами для этого? Не могу ли я
тут чем-нибудь помочь?
Крепко жму руку Вашу, Сергей Николаевич, желаю всего доброго.
А.Пешков
28.III.27.
Sor[rento].

Конечно, "Республику Шкид" я достал и прочитал и в письме к А.М.,
насколько помню (копий своих писем я, разумеется, не делал), я сомневался в