"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Синопский бой (Историческая повесть)" - читать интересную книгу автора

свою мысль, не распространяясь в наставлениях", и в заключение - "совершенно
уверен, что каждый из нас сделает..."
Небо было чистое, голубое; на море почти штиль. Оно не успокоилось
совершенно, но зыбь была уже мелкая и сверкала под ярким солнцем, как битое
стекло. Высокие гористые берега Анатолии, ничем не отличавшиеся издали от
берегов Кавказа, перед тем несколько дней подряд заволоченные то дождем, то
туманом, то низко лежащими тучами, теперь имели вымытый, праздничный вид и
изумляли богатством и нежностью красок, и совершенно как-то не хотелось
верить, что красивые берега эти - враждебные берега.
С корабля "Чесма" командирован был на флагманский корабль мичман
Белкин, с фрегата "Кагул" - Забудский, с брига "Язон" - Палеолог 2-й. Все
они, как и другие два мичмана - с кораблей "Храброго" и "Ягудиила", - были
народ крепкий, по-молодому энергичный, влюбленный и в море и в Нахимова как
в великого знатока и моря и морской службы, такого несравненного знатока,
похвала которого способна поднять каждого из них до небес.
Даже, пожалуй, мало было сказать о нем "знаток": иной знаток мог быть
высокомерен, холоден, пренебрежителен к тем, кто не успел еще стать
знатоком. Нахимов же был не только знаток, но еще и поэт-моряк.
Для него незнание дела было нелюбовью к делу, а нелюбовь к делу - все
равно что безнравственность, преступление; если же он сталкивался с
небрежностью, то это в глазах его было не чем иным, как нарушением присяги -
совершенно бесчестным поступком.
Он был строг ко всяким неисправностям по службе, но все видели,
насколько был строг он к самому себе, и все знали, что эта строгость
необходима в море, что море не шутит с теми, кто вздумает не в добрый час
пошутить с ним.
Биографии Нахимова тогда не было в печати, - он был слишком скромен для
того, чтобы иметь биографов, - а в послужной список его попадали только
казенные скупые фразы о том, где он проходил службу, когда и какой получил
чин или орден. Но от старших моряков к младшим переходили рассказы о
Нахимове, и каждый из мичманов, явившихся в этот ноябрьский день на
флагманский корабль, их знал.
Так, известно им было, что случилось в Балтийском флоте лет двадцать
назад, когда Нахимов был командиром фрегата "Паллада" - образцового фрегата,
построенного на верфи в Охте под личным его наблюдением.
Изобилие шхер и вечные туманы делают плавание на Балтике несравненно
более трудным делом, чем на Черном море, и вот в бурную августовскую погоду,
притом поздно вечером, шла крейсировавшая под командой вице-адмирала
Беллинсгаузена большая эскадра из семи линейных кораблей, семи фрегатов и
нескольких бригов; в числе семи фрегатов была "Паллада". Эскадра шла вблизи
Дагерорда, где был маяк, однако маяка не было видно из-за низко спустившихся
густых туч, а место это считалось опасным ввиду подводных камней.
На вахте "Паллады" стоял тогда лейтенант Алферьев, но командир фрегата
слишком хорошо изучил Балтийское море, чтобы положиться только на своего
лейтенанта и успокоиться. Он не полагался даже и на командира эскадры, хотя
Беллинсгаузен считался весьма опытным моряком, некогда совершившим плавание
к Южному полюсу. Он неустанно смотрел в сторону берега, не покажется ли
маяк.
И маяк блеснул - раз, два, три, потом его снова затянуло тучами. Но
Нахимов успел все-таки благодаря этим коротким миганиям маяка определить