"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Лаванда (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

же образом, - все наша крепость природная, а мы вылазки из нее могли делать
в любом направлении. Вот это самое шоссе, по которому ты ехал сюда на
автобусе, оно ведь всегда могло быть у нас под обстрелом: захотим - и
заткнем его пробкой и оттянем на себя тогда с белого фронта полк или целых
два. Однако сколько они карательных экспедиций ни сочиняли в наши леса, ни
чер-та у них не вышло! Этого ножа в спину, какой мы им всадили тогда, так
они и не выдернули, пока самих их не погнали из Крыма на суда грузиться - да
в Константинополь!
- Как же все-таки ты за шестнадцать лет ни разу не вырвался в эти
места? - удивился Кудахтин.
- Да вот так же все... То учился, то на практике работал, потом в
Сибири на Анжерские копи попал, потом уж в Соликамск... В домах отдыха
бывал, только на Кавказе, а сюда действительно не приходилось... Зато уж
теперь дорвался! Везде кругом побываю, все свои старые места облазаю! Теперь
держись!
Был июль на исходе - время тех сплошных жаров, когда хватают они землю
крепкой хваткой, ревниво не впуская ни одного облака в разомлевшее небо.
От жары в дубовых кустах, по которым прямиком к матерому лесу вел
Кудахтина Белогуров, даже желтели и падали кое-где листья. А трава уже вся
сгорела, и коровы, в стороне от них залезшие в кусты, не паслись, а только
беспокойно отмахивались головами и хвостами от оводов.
- Вот видишь, какое теперь тут стадище! - ликовал Белогуров. - А в
двадцатом разве такую картину можно было здесь увидеть? Нипочем! Тогда если
и была у кого еще коровенка, так он ее прятал за семью замками, как клад, а
сам траву и ветки для нее резал, в мешках ей таскал. А что касается оленей,
какие тут в лесах от царской охоты еще оставались недобитые, то мы их, брат,
несколько штук тогда застрелили.
- Так что досталось тебе, значит, счастье - оленинки попробовать?
- А как же! Сам даже и жарил, только, брат, на подсолнечном масле, -
это я помню: никакого больше не было, кроме подсолнечного, а своего сала у
оленей, должно быть, и не бывает.
- Что же, вкусная оказалась оленина?
- Как тебе сказать... Я уж забыл, конечно, какой вкус, помню только,
что очень твердая была. Такое жесткое оказалось мясо, что даже моим волчьим
зубам чувствительно. Конечно, ведь дичь, она, говорят, дня два, не меньше,
лежать должна, ну, а нам ее некогда было выдерживать. Мы были люди негордые:
застрелили - свежуй, режь ножами да жарь на костре. А вот ты ведь, пожалуй,
даже и не знаешь, кто водился в этих лесах - тоже от царской охоты остаток -
зубр! Однако зубрятины так и не пришлось мне попробовать: перед нами за год
или два его, говорят, здешние татары-охотники из винтовок ухлопали. Конечно,
ухлопать ничего и не стоило: очень высоко куда-нибудь в голые горы он не
забирался, - что ему там жевать? Это, одним словом, не коза и не олень, а
громадина. Интересно, куда потом эта зубровая шкура делась? А из оленьих
шкур татары постолы себе шили шерстью наружу, вроде таких кожаных лаптей.
Очень удобная, конечно, обувь и легкая, только не по таким лесам и горам в
ней ходить: кожа тонкая, через неделю стиралась. Олени, ведь они небольшие
были, вроде телят годовалых. Да, не больше теленка олени были, даже и
старые. А рога были красивые, помню...
- Так что тебе пришлось тут в оленьих постолах щеголять?
- Нет, партизаны до этого не доходили. У всех были ботинки, если не