"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Итог жизни (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

Гальтимора, осталось? Шкура... как и от всякой другой клячи... больше
ничего, - шкура, за которую сейчас в кооперативе семь рублей бумажками дают!
______________
* Так проходит земная слава (лат.).

- А когда мы подохнем, за наши шкуры и семи рублей никто не даст, -
скромно вставил Михаил Дмитрич. - А как же все-таки по вопросу мерина?
Будете вы его смотреть или так просто бумажонку напишете?
- Хотя я нисколько не сомневаюсь, что он никуда не годится, раз его у
извозчика никто на работу не купил, однако для проформы мы его посмотрим, -
важно ответил Яков Петрович, но в это время влетела с надворья Пышка
(обедали на веранде) и, привлеченная ярко блестевшими очками гостя, села ему
на плечо.
- Эт-то что за экземпляр? - удивленно привскочил Яков Петрович.
- Это - Пышка, - улыбнулась Алевтина Прокофьевна. - Она ручная.
Ветеринар взял ее в руки. Галка смотрела ему в глаза с живейшим
любопытством, потом оглянулась и стала проворно клевать из его тарелки.
- Очаровательно!.. Нет, это, как хотите, - это очаровательно! -
восхищался Яков Петрович, несколько рассолодевший от выпитого вина.
Так, усадив Пышку к себе на плечо, он вышел после обеда смотреть
мерина, и вот около старого косматого гнедого коня сошлись все, кому был он
теперь нужен, так как не только Уляшка степенно сопровождал хозяев, но и
поросята деловито, один за другим, прибежали следом и, став в сторонке и
хрюкнув, начали упорно глядеть на него боком и чуть приподняв белые ресницы
маленьких глаз.
- Да, - протянул Яков Петрович многозначительно, осматривая Ваську со
всех сторон. - Может быть, он мог бы еще работать, но извозчики и дрогали -
народ корыстный: прибавочную стоимость хотят получать от лошади, жулье, а не
только переводить на нее корм... Этим все объясняется. Лошадь эта убыточна
для хозяйства: стара, искалечена, устала... Одним словом, брак!.. Так и
запишем.
И он вынул блокнот и бойко начал писать на листочке карандашом, что
мерин гнедой масти, принадлежащий такому-то, к дальнейшей работе совершенно
негоден, а потому препятствий к его убою на мясо не встречается никаких.
Была сделана еще и приписка о том, что с соблюдением необходимых правил убоя
он может быть зарезан не на бойне, где лошадей вообще не резали, а дома.
Чтобы не быть голословным и подвести под свое заключение прочную базу,
Яков Петрович набросал и список болезней, которые открыл в старом теле
обреченного мерина его тоже старый, опытный глаз.
Чуть ли не все лошадиные болезни, не входящие в число острозаразных,
тут были: и желваки, и сквозники, и пипгаки, и грибовики, и сплёки, и
мокрецы, и путлины, и мышечный ревматизм, и эмфизема легких, и запал, и для
полноты картины даже воспаление печени. Уписав все это на листке блокнота,
Яков Петрович подписался с замысловатым росчерком и торжественно передал
листок Алевтине Прокофьевне.
Так была оформлена ближайшая смерть мерина, а он неведающим лиловым
взглядом спокойно разглядывал окруживших его людей.


Сказал жене Михаил Дмитрич, вернувшийся со службы и как всегда