"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Блистательная жизнь (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

- Ничего... Хороши и без театра...
- Ну, как же так хороши!.. Все-таки там что-нибудь иной раз увидишь!..
- убеждала она.
А он:
- Что же из того, что увидишь?.. И яблоки у соседа в саду вон висят, и
мы их со двора своего тоже видим, а они все же не наши с тобой... Увидишь -
в карман не положишь...
Пробовала Феона Петровна дома в первое время веселиться так: встретит
его, когда он только что вернется со службы, и скинет фуражку, и скажет ему
таинственно и вся лучась сквозь щели узеньких серых глаз:
- А у меня медведь!
- Ка-кой мед-ведь? - отступит он боязливо.
- Такой! Настоящий!
- Где медведь? - занесет ногу назад за порог Мирон Мироныч.
- Вот он!
Тут она кидалась ему на шею и ерошила его волосы, как могла.
- Посмотри теперь на себя в зеркало, не медведь?
Но Мирон Мироныч не способен был понимать никаких шуток, - он только
запомнил это, чтобы отучить ее петь.
И когда она начинала петь тонким и жалостным голосом, возясь над тем
или иным по хозяйству, он подходил к окну на улицу, отворял его (или
форточку в нем, если это случалось зимою) и говорил мрачно как будто кому-то
назойливому:
- Это не ваша гиена воет, нет, не ваша!.. Что из того, что зверинец у
вас разбежался?.. Никакого нам дела до этого нет!.. Похоже на вашу гиену?..
Ну, что же что похоже! А только это - наша гиена, а совсем не ваша!
Так понемногу Феона Петровна совсем отвыкла петь.
Уже к пятому году супружества она одомашнела до того, что когда
пришлось ей быть свидетельницей на суде, где и предложили-то ей всего только
два вопроса, то от волнения потеряла она за один день восемь фунтов весу.
И если думающий о смерти Мирон Мироныч без ее ведома купил чугунный
крест на могилу, то она, поглощенная заботами о жизни, в первый же год
замужества, проходя с базару мимо одного скромного дома и разобравши крупное
объявление на его воротах: "Богословские книги, проповеди и супружеская
кровать продаются", сделала тоже самочинную покупку, и, конечно, не
богословскими книгами и проповедями, а супружеской кроватью вдовой попадьи
украсилась спальня Мирона Мироныча.
Однако кровать оказалась несчастливой: Феона Петровна не тяжелела и
говорила по этому поводу недоуменно:
- Что же это такое? Вроде как пострамление!.. Или это мне за то, что я
на полотенце к образам ангела вышила, а он у меня какой-то кривой
оказался?.. Ну, так разве же это я нарочно?
Но, убиваясь и оплакивая в одиночестве свою бесплодность, она
неудержимо толстела.
К скромному жалованью своему Мирон Мироныч прирабатывал немного в тех
случаях, когда его посылали определять убытки при маловажных пожарах. Тогда
каждому хозяину хотелось, чтобы в протоколе осмотра сгоревшего было гораздо
больше, чем на самом деле, и для достижения этого под протокол подсовывалась
та или иная кредитка, но очень жалких качеств.
И Феона Петровна не тратила денег на пустяки: она хозяйничала толково,