"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Жестокость (Повесть)" - читать интересную книгу автора

лучше. Потом как-то дома в сарае нашел он ржавую стамеску с отбитым углом.
Тогда появились у него почти что настоящие колеса со спицами и ступицей... И
однажды, в восемь лет, незабываемую испытал он радость.
Был у него крестным оборотистый мужик Трохим Значко, - торговал он в
Засулье, потом открыл лавочку при въезде в Ромны.
Под Рождество, как полагалось, понес он своему крестному "вечерю", -
узвар и кутью, а крестный, чтобы отдарить его, сунул ему в руку новенький
складной ножик с двумя блестящими острыми лезвиями!
Не шел, а прямо летел он к себе в Засулье эти три версты, крепко зажав
ножик в кармане, и такую справную гарбу, с дробинами, как настоящую, сделал
и тайком понес крестному.
- Эге-ге-ге! - сказал Трохим. - Из тебя, хлопче, як я бачу, гарный
каретник выйдет!
И Трохим оказался вещим: из его крестника действительно вышел хороший
каретник, так как, поговоривши с кумом, батько отдал его в Ромны в каретную
мастерскую Безверхого.
- На шо тобi, хлопцу, таки рiсныцы?.. Виддай их мiнi!.. Даси? -
завидовали городские дивчата его длинным ресницам и прижимались к нему
теплыми плечами.
И он хорошо пел "Пропала надiя", "Вiют вiтры" и другие песни, и - в
семнадцать лет ясно стало ему, что должна быть самостийна Украина и будет...
как же иначе?
Тихий старик был каретник Безверхий, с веками вспухшими и красными, как
у пожилого сенбернара. Пил, но средственно. Всю долгую жизнь делал кареты и
откидные ландо помещикам, фаэтоны извозчикам, шарабаны, плетенки, дрожки, но
сам никогда в них не ездил, однако за большую для себя обиду этого не
считал. Даже тачанки, даже простые дроги он делал с огромной любовью к
каждому куску дерева в них, к каждому винту и шкворню, и такие ставил
подушки, ручицы и биндюги, и в такие прочные тона их красил, и такими
украшал цветами, что сразу поняли и признали они друг друга: старик
Безверхий из Ромен и маленький хохленок из Засулья, как понимают и признают
друг друга два артиста, но...
Выкатывались со двора мастерской Безверхого и катились, катились,
катились в разные стороны разные экипажи, а он оставался на месте, и только
когда видел сквозь ограду, как едет по улице знакомый ему заказчик, - а все,
кто держал лошадей в Ромнах и во всей округе, были его заказчики, - он
следил, как работает ход, не облупилась ли краска, - и вспоминал, когда
именно делал и кому.
Молодой же его подмастерье любил кататься сам, - чтобы не около только
кто-то ездил, а чтобы под ним самим катились, катились, катились колеса!.. И
когда загремела гроза революции, открыт был фронт, и все газеты были полны
статьями о самостийной Украине, и начали выкуривать панов из экономии, -
когда все завертелось и замелькало и засверкало кругом, как карусель на
ярмарке, - он выкатился со двора Безверхого и из Ромен, и из Засулья, и из
Полтавщины, сначала в Киев, где, при немцах уже, дня два-три даже нравилось
ему, что вот наконец-то, как встарь, опять "гетьман" у них на "Вкраинi", и
"знова Скоропадский", и не какой-то там "Павел", как у москалей, а "Павло,
як и треба казаты".
Потом он помогал свалить панского гетмана, и рад был, когда объявилась
Украиньска республика, и из Киева шли витиеватые "универсалы".