"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. В грозу" - читать интересную книгу автора

Вот она двух лет, уложена в постель, но не спит: просит мать сыграть
"Соловья" Алябьева:
- Мам! Салавейку!
И когда Ольга Михайловна кончала играть, а она еще не засыпала, она
просила:
- Длугую салавейку!..
В три года она просила в таких случаях сыграть уже не "соловейку", а
сонату Бетховена, выговаривая это очень твердо и бойко. Сонаты этой хватало,
чтобы ее усыпить.
И еще в три года: было заведено так, что говорили ей "будь здорова!",
когда она чихала, и она думала, конечно, что это необходимо. Велико было ее
изумление, когда однажды мать, занятая чем-то, забыла сказать ей это вовремя
и, только когда Мушка подошла к ее колену, вспомнила.
- Будь здорова!
- О-поз-да-ла! - негодующе выговорила ей Мушка. - Надо было раньше!
Тогда же, в три года, ее потеряли как-то ночью: куда-то ездили в гости
в село, на тройке, в санях, возвращались ночью, и из сонных рук няньки
Феклуши выпала сонная Мушка в придорожный снег. Не сразу хватились, - тройка
успела отмахать с полверсты, пока очнувшаяся Феклуша вскрикнула в голос:
- Злодейка я!.. Где же ребенок?.. Окаянная я!..
Фонаря не было, а ночь была не из светлых. Две плачущих женщины -
Феклуша и Ольга Михайловна, обгоняя одна другую, бежали по дороге обратно,
впиваясь глазами в снег, а за ними едва поспевал в тяжелой шубе отец Мушки,
Николай Александрович, инженер. Иногда останавливалась Ольга Михайловна,
шепча: - Стойте!.. Стойте же!.. Слушайте!.. Плачет?.. Нет?.. Нет?.. Значит,
разбилась!.. Замерзла!.. - Злодейка я!.. - подхватывала Феклуша, и обе
срывались вперед, шаря по снегу глазами.
Но просмотрели Мушку обе: нашел ее Николай Александрович, уставший
бежать и шедший шагом. Она глубоко провалилась в рыхлый снег и чуть темнела,
как чей-то след. Тепло закутанная, упавшая лицом кверху, она как спала на
руках Феклуши, так продолжала спать и в снегу, как в люльке. Не проснулась и
на руках у Ольги Михайловны, которая сама держала ее, не доверяя уже
Феклуше, вплоть до своей городской квартиры.
И так много из года в год... А когда все взорвалось в русской жизни, и
все накопившиеся веками обиды хлынули и завопили, и на каждой улице каждого
города и в каждом селе открылся "фронт", Мушке с мамой пришлось жить тогда в
Екатеринославе, у родных, и город осаждали григорьевцы с одной стороны и
махновцы - с другой, а в самом городе одной частью владели немцы, другою -
белые, третьей - красные... Ольга Михайловна была тогда больна, лежала на
дворе в полузабытьи и смотрела на пролетавшие над головой гранаты так же
безучастно, как на ворон. И Мушка, вертевшаяся около, заслышав близкий свист
снаряда, находила его глазами и указывала пальцами: "Мама, а вон еще!.." -
Однажды ударило совсем близко - в сарай соседа, где убило пару лошадей.
Тогда Ольгу Михайловну перенесли в подвал, где уже давно прятались все
жильцы дома. И как ни плакала она, что задохнется, ее все-таки держали
здесь, пока она не оправилась настолько, чтобы ходить с помощью Мушки. Тогда
они бежали из города - поплыли в лодке по Днепру вниз верст за десять... Их
обстреливал кто-то из орудия, и несколько гранат упало недалеко от лодки,
подымая белые столбы воды. Смерть гналась за ними двумя, но они ушли,
скрылись за поворотом реки, высадились в каком-то селе Вороном, а оттуда на