"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Недра (Поэма в прозе)" - читать интересную книгу автора

нею?.. И Варенька заснула крепчайшим весенним сном.
Баба-законница, Лукерья, успела уже сбегать к столяру Маурину, которому
Ольга Ивановна загодя заказала приличный гроб, и теперь степенно, между
делом, голосила для порядка над положенной на столе бабушкой; Никандр
Порфирьич, как всегда в будние дни, ушел скромненько на службу; Иван
Никандрович, теребя бородку, ходил по узенькой аллее в саду и думал о
солнце, цветах, жизни, смерти, о жужелицах и величинах бесконечно малых;
Нина Андреевна давно, украдкой, приготовила уж свою материю и машинку и
ждала только удобного времени, чтобы приступить к стукотливой строчке, и
вообще шел уже деловой девятый час, когда Ольга Ивановна, тряся за плечо,
будила Вареньку.
- А?.. Я сейчас... Я еще немножко... - бормотала Варенька, не открывая
глаз.
- Зева ты, зева, соня ты, соня!.. Вставай - бабушка умерла.
И тут же вскочила Варенька. И так стало странно вдруг, что бабушка
умерла: ведь только что была живая; не страшно, а именно странно: когда
же?.. И может быть, бабушка не умерла бы так скоро, если бы она, Варенька,
не заснула? И может быть, и она не заснула бы, если бы не ушла гулять?..
Стала вдруг совсем маленькой грешной девочкой, ухватилась за платье Ольги
Ивановны и заплакала навзрыд.
А Ольга Ивановна утешала:
- Ну что ты, дурочка, что?.. Смерть пришла, и все... Поди умойся...
Потом за монашками сходишь, чтоб почитать пришли. Я уж договорилась с ними
третьего дня, они знают.
И ушла хлопотать по хозяйству, сильно стуча башмаками. Она, как
жандарм, ходила: раз-два, раз-два; на верхней губе усики и на нижней, в
бородавке, пять волосков, и голос низкий.
От укоряющего солнца некуда было девать глаз: на графине с водою
солнце, на медном подсвечнике солнце, колючим золотом пронизана была
занавеска, яркий-ярчайший зяблик гремел за окном; но глаза искали бабушку; и
когда увидала черное уж не в привычной качалке, а на столе - вздрогнула и
вскрикнула.
Через час Варенька шла в Вознесенский монастырь по тем же улицам, по
каким ходила с Костей, но теперь это были всегдашние улицы: все дневное -
всегдашнее.
У матери-казначеи, белой-рассыпчатой, только что пришедшей от поздней
обедни, выпила чашку чаю с медом. Двух монахинь обещала казначея прислать
после вечерни, пожалела бабушку-молельницу, пожалела и Ольгу Ивановну:
хлопоты.
В обед сошлись у Ольги Ивановны: Серафима Павловна, и Прасковья
Павловна, и Даша, пахнувшая духами Coeur de Jeannette, и Лиза с дюжиной
платков в ридикюле. И при виде бабушки становились у всех мокрые глаза, а
при виде Вареньки, убитой горем, высыхали.
Выговаривали ей шутливо:
- Ах, сплюшка, сплюшка!.. Ишь, не нам, а тебе это выпало, а ты не
устерегла.
И у всех тесны были обнимающие изгибы мягких рук и влажны губы.
Но Варенька никому не сказала, что случилось ночью, как назвала ее
бабушка, как благословила, и когда она, не сознавая еще ясно, поняла, на что
благословила, - бабушка умерла, уснула тихо навеки, точно исполнила