"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Медвежонок (Поэма в прозе)" - читать интересную книгу автора

Сняв шляпу, львинокудрый, вытер лицо красным платком, спросил
участливо:
- Смотр у вас нынче?
- Да, смотр.
- Что же, сердит приехал?
- Новый, батюшка, всегда бывает сердит.
- Что ж вы это так - гуляете семейно?
- Ничего, рано еще.
Посмотрел поп пытливо и весело:
- Встретился я-то вам на дороге - ведь вот!.. В такой день поп
навстречу! Знал бы, обошел сторонкой - эх-хе-хе-хе!..
Захохотал, как заржал. Закланялся угодливо, в диком мясе лица пряча
глазки; отошел, вспыхивая широкой рясой.
Целую ночь думал Алпатов, откуда донос, - теперь и на попа подумал: не
он ли?.. И в первый раз в жизни омерзительным показался Алпатову
обыкновенный, простой веселый человеческий смех.


XII

Сколько раз уже было это, что на полшага впереди Алпатова шел вдоль
фронта какой-нибудь генерал, и ветром отдувало его шинель с красными
отворотами, и из-под фуражки выплывал его розовый затылок, и слышались
твердые вопросы: "Фамилия? Какого года? Кто твой корпусный командир? Открой
подсумок. Покажи выкладку".
И всегда знал Алпатов, что любит тот или другой генерал: отделку
приемов или стрельбу, словесность или чистые портянки, бойкость ответов или
хорошие щи (а был один и такой, что любил спрашивать "Верую", и тогда
башкиры шли уж совсем не в счет).
Но вот, длинный и узкий в спине, шел новый бригадный командир,
по-журавлиному с оттолочкой ставя ноги, - и весь целиком был он чужой и
непонятный. И по тому, как внимательно, привычно, но как будто брезгливо
щурясь, читал он строевой рапорт, видно было, что смотр готовится долгий,
как суд.
Лагерь сбоку яснел, весь молодой от боярышника и свежей майской
черемухи (сажал Алпатов), от пестрых палаток, набрякших за ночь и теперь
ярко высохших по обтянутым ребрам, и больше всего от стеклянного голубого
шара, беззаботно сверкавшего себе на шпиле ротонды. Лагерный плац чем
дальше, тем был синее, и прошлись по синему вдали темные полоски - валы на
стрельбище; и еще дальше за валами - лес. Под ногами стелилась по самой
земле какая-то безымянная цепкая травка, такая вечная, что Алпатов без этой
ползучей травки земли и представить не мог, как не мог представить первой
роты без этих на диво розово-вороненых поясных блях, без грудастого
молодчаги - капитана Кветницкого и без правофлангового Кобылина, известного
тем, что мог съедать за один присест по двенадцати фунтов ржаного хлеба.
Когда приехал на плац генерал. Алпатов пучеглазо вглядывался в него, но
он был заперт по-прежнему крепко, так же холоден и спокоен и так же высоко
держал брови, только мешки под глазами набухли, что объяснялось недавним
сном; вглядывался тревожно и в красивого адъютанта, но у того был такой
свежий, ласковый, солнечный вид, что Алпатову сразу стало свободнее.