"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Движения (Поэма)" - читать интересную книгу автора

- А что же теперь делать? - спрашивала Елена Ивановна.
- Ничего и не делать, - все равно... Все равно - судить будут!
Елена Ивановна всплескивала руками:
- Ну, как же это мо-жно - су-дить! И выдумает чушь неподобную!.. С ума
сойти!
Судов она всю свою жизнь боялась.
Во время пожара ее - как-то так случилось - тоже не было дома: ездила в
соседний монастырь. На Антона Антоныча теперь глядела виновато. Почему-то
напал страх, что мужики подожгут дом, и сама спустила с цепи горластую
старую дворнягу Гектора.
А Антон Антоныч провел беспокойную ночь. То широкоглазое, белое и
тонкое, что вошло в него с вечера, когда он ехал с Сёзей, теперь заныло, как
заболевший зуб.
Антон Антоныч никогда не болел, и зубы у него были все крепки и целы,
но случайно единственное лекарство, которое он знал, было от зубной боли. В
лекарство это входили бузина, соль, огонь и вечерняя заря; его, как всегда
горячо советовал он тем, кто жаловался на зубы, - но Елена Ивановна не
внесла его в свои записки.
Как в пустых или набитых совсем не тем, что нужно, карманах, всю ночь
шарил он во всех приходивших на память людях: беспокойно искал, кто и зачем
из мести к нему так замысловато поджег солому. Засыпал, но и во сне думал о
том же; просыпался и снова шарил в обысканных местах - и не находил кто.
Раза два выходил, осматривал уцелевшую, пропахшую дымом солому и
пожарище, смотрел на сонное село, звездное небо, слушал собак, передававших
одна другой вздорные бабьи новости; пил пиво на балконе, а утром, едва
только рассвело, поехал к Веденяпину.


IX

Веденяпин жил на своих шестидесяти десятинах, в доме под камышовой
крышей, совсем один. Два года назад отвез он в кадетский корпус сына своего
Егорушку и больше о нем не справлялся. Давно уже ушла от него жена - не мать
Егорушки - та умерла, а другая, и тоже не знал он, где она жила и как.
Иногда приезжали к нему на хутор какие-то набеленные, глупого вида женщины
из города, но долго не жили. По зимам и сам Веденяпин уезжал куда-то, и,
вспоминая теперь все это о своем соседе, Антон Антоныч думал, что уезжал он
куда-нибудь далеко, где его не знали, нечисто играть в карты.
Итак, пока ехал и думал о нем, все в нем казалось подозрительным и
гнусным: и то, что он балагур, охотник и враль, и то, что его давно выгнали
из полка, а он вот уже сколько лет все носит драгунскую фуражку и китель, и
то, что на носу его черным пучком растут волосы: хоть бы сбрил.
Веденяпин умывался, шумно фыркая и заливая пол водою, когда вошел Антон
Антоныч.
И после первых, как всегда при встрече двух людей, сбивчивых слов,
внимательно вглядевшись друг в друга, вот о чем они говорили:
- Это они, поджигалы твои, тебя здорово, как щуку, поймали, - сказал
Веденяпин.
- Да... на живца, - подсказал Антон Антоныч. - Это уж так.
- И, значит, ты теперь - на два выноса: или ты с крючка сорвешься, но