"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Печаль полей (Поэма)" - читать интересную книгу автора

Жив еще был восьмидесятилетний дед Ознобишина, посадивший внука
хозяйничать в Сухотинке, а сам разъезжавший где-то по большим ярмаркам, по
городам, там, где сильнее билась жила жизни, и пропадавший целыми месяцами.
До Сухотинки редко доходили о нем слухи.
В одной из дальних комнат дома был еще столетний старик, прадед
Ознобишина лежал в постели, позабытый и жизнью и смертью, сухой, скорченный,
с обтянутым голым черепом, огромным над маленьким темным лицом. Смотрел на
всех тусклыми, как две свечи в ночной церкви, глазами, жевал губами,
кроткими и тонкими, и не говорил уже ни слова: все забыл.


III

Ознобишин охотился и потому держал красногонов. Были два волкодава -
мудрый старик Целуй и молодой Приемыш, и смычка желтомордых заячьих гончих.
Целуй был ширококостый, весь черный, одноглазый пес. От старости он
взмылил кое-где сединою, отяжелел, но все еще был непобедимо крепок. Стаю, и
всю усадьбу, и деревню вокруг усадьбы держал в порядке - к каком-то своем
собачьем порядке, не всегда понятном для людей.
На охоте он вел весь гон и трубил низкими нотами, и если случалось
кому-нибудь из молодых обогнать его и зарваться вперед, то Целуй догонял его
злыми бросками, хватал за холку, учительски трепал и отбрасывал вбок. Когда
же в холодные зимы подходил близко бродячий волк и выл и лопоухая молодежь
от страха забивалась в подполье, когда собаки постарше начинали
вопросительно толпиться около крыльца, на котором дремал Целуй, и тоже выли,
- Целуй медленно просыпался, ежился, оглядывался кругом и слушал: чесался
толстой лапой, зевал и деловито тянулся, выправляя члены сначала на
передних, потом на задних ногах. Когда же он начинал трубить отрывисто и
глухо (он никогда не выл и не лаял - только трубил), - это значило, что стая
должна была сходиться в круг. Если долго не являлись люди, Целуй вел свою
свору сам, и смутно слышалась потом со стороны снежных полей перекличка
собачьего гона: труба Целуя, визгливые подголоски гончих сук, неокрепший
переходный голос Приемыша. А когда стая возвращалась назад с красными
фыркающими мордами, - в усадьбе знали, что волк затравлен.
Летом Целуй сам обходил утиные болота и распугивал, как хозяин,
сельских ребятишек, гоняющих палками бескрылых утят; заходившим в сад
свиньям начисто отгрызал хвосты и уши, а когда шел по усадьбе или по
сельской улице, опустив голову и холодно прищурив глаз, все уступали ему
дорогу.
Кроме гончих, были еще собаки - простые, бесхитростные дворняги,
неуклюжие, с пухлой шерстью. Красногоны смотрели на них презрительно и
держались от них в стороне.
Для охоты Ознобишин вырастил верхового кабардинца с тонкой запрокинутой
головой и зобатой шеей. Хорошо он ходил под седлом, золотистый, сухоногий,
никогда не устававший и не знавший некрасивых движений, и за зайцами по
осенним полям скакал, как большущий заяц.
Звали его Дядей, и по-человечески точно различал он все оттенки, какие
вкладывали в это имя. Любил, когда звали его протяжно: "Дя-я-дюшка...
Дя-я-дюшка... Дя-я-денька..." - тогда он ласково кивал головой и протягивал
мягкие губы, точно для поцелуя. Скажут коротко: "Дядя" - вздрогнет, вздернет