"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Лесная топь (Поэма в прозе)" - читать интересную книгу автора

Недалеко от нее плеснула рыба, и в сиянье кругов показалось, что коряга
плыла, раскачавшись, рогатая, мокрая.
Прежде, когда было видно, хотелось есть, теперь было только страшно.
Проползало что-то лесное мимо, глядело сквозь глаза в душу, и начинало
холодеть под сердцем; думалось о теплом сеновале, ярком подсвечнике в церкви
перед большой красной иконой, о широкой тятькиной бороде.
Или представлялся скрипучий воз, в него можно было лечь и ехать и
закрыть глаза, чтобы не видеть ни реки, ни леса. Поднималась сырость
откуда-то со дна реки и из трещин земли, сырость душная и плотная,
заползавшая прямо в горло, как печная сажа.
Свивалось и развивалось что-то, выползало из напыженных притаившихся
кустов, капало большими мягкими каплями с висевших над головой закрученных
шершавых веток; шуршало осторожно и тихо камышами то ближе, то дальше.
- Это что? - спросила Антонина.
Филька посмотрел на нее и на лес, подумал и ответил:
- Что, что? Тебе все - что это?.. Стой и молчи!..
Около самого берега в воде сломанные камышинки отчеканились хитрым
переплетом, точно кто-то сплел из них сетку и придавил воду, но вода
смотрела сквозь ячейки сетки прищуренными глазами и мигала ими, молчаливо,
но было понятно.
И страшно было.
Страх ходил около и ткал паутину, загребистый, как паук.
Казалось, что на босых ногах что-то налипает клейкое, чтобы приворожить
к земле, и ноги заметно немели все выше, выше.
Налетела дикая утка, плеснула крыльями возле самых камышей - фрр, -
испуганно ударила в воздух грудью и пропала в темноте. Темнота расступилась
было и вновь сомкнулась.
Заквакала вдруг лягушка раскатисто и звучно на целый лес, точно лошадь
заржала, потом как-то сразу оборвала, и опять стало тихо.
Луна еще не всходила, но звезды уже прихлынули к земле и заткали небо
частой сеткой любопытных глаз, отчего внизу стало еще душнее, точно колодец
прикрыли крышкой с узкими дырочками для света; и сразу захотелось на свет.
- Пойдем домой, - тихо потянула Фильку за рукав Антонина.
Из-под платка на Фильку глядело странное, незнакомое теперь в полутьме
маленькое лицо Антонины, и Антонина не узнала Филькина лица, только картуз
был Филькин, выгнутый, как кошачья спина, на затылке.
Филька оглянулся. Лес кругом был близкий и темный, как высокие стены, и
все что-то дрожало в нем, шевелилось, укладывалось и опять вставало. Где-то
треснула сухая ветка. Стало холодно. Сдавило глотку.
- Сейчас пойдем, - сказал он чуть слышно.
Дико заблеял вдруг кто-то на дубу над головой... Ястреб? Совы?
Что-то острое режущей змейкой прошло вдоль спины, точно чей-то коготь.
Антонина ухватилась за Филькину рубаху и не выпускала ее из рук. Филька
нагнулся над водой вынуть колпачок, и нагнулась Антонина, и оба увидали
вдруг, вздрогнув и застыв, как недалеко, в трех шагах от них, за камышами
поднялась из воды зеленая тинистая человечья голова, старая, яркая, как сноп
зеленых молний, фыркнула и поплыла к ним; потом рука взмахнула, тонкая, с
длинными пальцами.
Вскрикнули и побежали оба... И это не они бежали там по изгибистой
лесной тропинке, спотыкаясь на корни; они забыли, что это они, что они