"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Счастье (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

- Глянь-кась, малый! - крикнул он изумленно. - Тыщу верст отшлепал! Это
за месяц-то? Врешь, - усомнился он, подумав, - куды те грешному.
- А ей-богу был да еще дня четыре там жил. Чего же мне врать? -
обиделся Никишка.
- Хорошо там небось, - мечтательно протянула Федосья.
- Хо-ро-шо! Теплынь какая... дома богатые... - в тон матери заговорил
Никишка. - Никогда бы и не ушел, да ведь жить-то чем? Жить нечем... А хорошо
там люди живут! Зима там теплая, говорят... Деревья каштановые прямо на
улицах растут, воздух легкий.
- А угодников видел? - полюбопытствовал Фома.
- Мощи-то? Видел мощи, как же не видать? В пещерах был... Духота там
только, в пещерах.
- Духота? Ишь ты! С чего ж бы это? - любопытствовала Федосья.
- Кто ее знает - отчего... Должно, место такое.
- В земле ведь пещеры-то, дура! Известно, не свежий воздух... А духота
потому, что лето, вот те и все, - разрешил недоумение Фома.
Когда первый голод любопытства был утолен, старики решили из мелочи
сварить уху, а к о.Никону наутро отнести только щуку. Щуку пустили в
сажалку, а остальную рыбу начали чистить все втроем под монотонное
повествование Никишки.
Костер ярко горел, вырывал из темного пространства ночи то ветку
орешника с крупными круглыми листами, то поседевший от времени ствол липы,
то корявый узловатый дубовый сучок, похожий на крепкую, жилистую лапу.
Растительность кругом была мощная, буйная; из-за костра чернела изба с
серьезно нахлобученной крышей, изба основательная, прочно вросшая в землю
толстыми дубовыми бревнами; около самого костра, тепло освещенные языками
пламени, сидели Фома и Федосья, он - богатырски сложенный старик, с русыми
неседеющими волосами, она - толстая, крупнолицая баба из тех, которым износа
нет.
Изба подходила к лесу, старики - и к лесу и к избе, только худой, узкий
парень с напряженно-усталым лицом не шел ни к старикам, ни к избе, ни к
лесу, казался здесь странным, нелепым и ненужным, и недоумело косились на
него врывавшиеся в полосу света деревья.


II

Никишка не был грешником и не давал обета молиться. Ему просто тяжело
было жить, тяжело не год, не два, а всю жизнь.
Он думал, что ему тяжело потому, что наскучило одно и то же место, и
вот он пошел на богомолье; он думал, что ему тяжело от холодного климата, и
он пошел не на север, а на юг, где теплее.
Какая-то болезнь с детства засела в него и начала сверлить, как червяк
яблоко; от этой болезни у него то ныла грудь, то болела спина, то ломило
поясницу, а в голове постоянно что-то стучало, когда он нагибался.
Фома звал его "дохлым", Федосья - "дрыхлым", так как он много спал, а
загрядчинский фельдшер из солдат с непоколебимым апломбом определял его
болезнь как "мозговую сухотку спины".
Никишка по хозяйству не мог ничего делать. Он плел иногда кошелки из
бересты, но и это его утомляло; тогда он ложился и лежа думал.