"Сергей Сергеев-Ценский. Преображение человека (эпопея Преображение России #2)" - читать интересную книгу автора

здесь, в поселке Голопеевке, верстах в двух от рудника, - это было не
совсем ясно для него самого; просто здесь были знающие его почтовые
чиновники, деньги же отправлялись не кому-нибудь постороннему, а матери, и
не захотелось, чтобы случайно или намеренно прочитали текст перевода, хотя
он ничего о себе не писал: думал послать отдельное письмо матери и
отдельное сестре Вере, учительнице.
Из сна он выбился уже недели две, и во время этих кошмарных, жутких
ночей, когда безостановочно все ходилось по комнатам, он все уже решил,
подвел итоги всему и теперь похож был на отъезжающего, уложившего в
чемоданы решительно все, до последнего куска мыла.
Домашние мысли в дорогу не годятся - и появились в нем уже те, другие
мысли; начинало уже охватывать кольцо потусторонности, когда все кругом,
все еще вчерашние интересы и тревоги вызывали только снисходительную
улыбку мудрых или сошедших с ума.
Известно, что люди умирают, как живут. Люди горячие, полнокровные
иногда за день до смерти не знают еще, что убьют себя: зреют и решаются
сразу, как горячий купальщик, - еле скинув рубаху, уже бросился в воду
быком. Люди холодные долго сидят на берегу Леты, мочат голову и грудь,
поглаживают бедра, пробуют воду ногой; зато это именно они отталкивают
спасательные круги, не хотят принимать противоядий и срывают повязки со
свежих ран.
Матийцев не был ни холоден, ни горяч - он был только очень молод и
одинок - просто не успела еще обмозолиться душа. Это был худощавый блондин
лет двадцати четырех, с высокой головой и несколько близко к носу
посаженными, несколько близорукими глазами, отчего у всего лица был
немного наивный, прислушивающийся вид. О нем говорили, что ему повезло
получить шахту прямо со школьной скамьи, но в "Наклонной Елене" последнее
лето он работал студентом-практикантом и знал ее, а тут случилось, что
заведующий этой шахтой перевелся на Кавказ на марганец и главный инженер
Безотчетов взял Матийцева на свою ответственность: он ему нравился, как
серьезный работник; он приходил на работу в шесть утра вместе с шахтерами
и уходил на дневную поверхность только к обеду, а там машинное отделение,
сортировочная, мастерские - хозяйство большое, сложное, и везде нужен свой
глаз.
Было две "Елены" этой же бельгийской компании: "Вертикальная", как
более старая, была оборудована лучше, а в "Наклонной", существующей всего
пятый год, вводить новшества считали пока лишним. Двухаршинный пласт угля
шел в ней с перерывами: доходил до каменного перевала и задавал инженерам
задачу, продолжается ли он за перевалом. Бурили перевал, взрывали
динамитом, находили за ним угольный пласт, который разбухал потом до двух
аршин снова, и опять рылись в нем шахтеры: крепили своды сосновыми
балками, прокладывали рельсы, отводили воду в канавки (шахта была сильно
мокрая), и к прежней запутанной сети штреков прибавлялся новый с боковыми
печами. За недолгие годы пробуравили этих штреков и квершлагов на тысячи
сажен. Иногда штреки соединялись совсем низенькими узенькими дырами, по
которым можно было пробираться только "вплавь", ползком. Это было трудно и
как-то мерзко, обидно для человека.
По узким штрекам гулко мчались лошади и бензиновозы с вагонами, потом
по бремсбергам вагоны подымались наверх, и здесь чумазый мальчишка на
черной доске мелом озабоченно вел им счет. Если уголь попадался с породой,