"Слава Сергеев. Подайте что-нибудь бродячим музыкантам" - читать интересную книгу автора

Этот дядечка присаживается, и вдруг я вижу, что Лева и моя жена как-то
немного напряглись, и я тоже смотрю на него внимательнее и вижу: е-мое, это
ж известный артист Театра на Таганке - Семен Джабраилов. У него еще дочка
такая славная, в Ленкоме играет, я ее недавно по телевизору видел. Вот так,
что значит "советское кафе"! Я в своих мажорных кофейнях одних жлобов, путан
да диктора бывшего НТВ Михаила Осокина встречаю - и того только до момента,
как канал ТВС закрыли. Сейчас пропал. Видимо, перешел, как они говорят, на
уровень выше.
Да... И мы продолжаем наш разговор с редактором, но немного как бы
учитываем нахождение за столом заслуженного человека. А он все с моей женой
обменивается репликами. Отчасти, потому что мы с Левой больше поглощены
беседой о ситуации в современной литературе, а отчасти - потому что немного
с ней кокетничает. И я уже минут через десять слышу, что предлагает ей
помощь в трудоустройстве и телефон. Неплохо, - думаю, - для столь
заслуженного человека, такие седые кудри вокруг головы и все-таки моя жена
хоть чуть-чуть не одна... Но молчу. (У нас у всех в таких случаях
проявляется комплекс Дантеса - таланту нужно все прощать.)
И вскоре этот Джабраилов, приняв еще пятьдесят грамм и закусив
бутербродом с колбасой, встает, прощается с нами, отдельно - с моей женой и
одевается.
И тут я вижу, что у него - вязаные варежки, и мало того - на резиночках
прикреплены. От трусов. Как у детей, знаете? Так, через рукава пропущены,
чтобы не терялись. Нет, честное слово, я не придумываю ничего, здесь же
реальные фамилии даны, человек может обидеться. Неплохо, да? Я до того
опешил, что даже сердиться перестал. Ведь заслуженный артист. Что-то по
Шекспиру играл, известное...
Все же деятели культуры у нас в тяжелом положении находятся. Да и
вообще люди. Вообще все.

Книги

Разбирал домашнюю библиотеку. А я, надо сказать, большой книголюб.
Сколько себя помню как отдельную личность, все книги покупаю. Кстати,
неплохой способ для поддержания идентичности, я так понимаю. Купил книгу,
идешь с ней, и она тебя греет - думаешь: и я, и я, тоже. А поскольку
"идентичность" в подпитке (особенно вначале, в молодости) нуждалась часто -
в доме книг скопилось много.
И вот, перебираю я, значит, книги и в небольшом томике Антона Дельвига
аж 1980 года издания (сейчас звучит почти как 1880-го, да?), натыкаюсь на
маленькую, сложенную вдвое бумажку. А на бумажке телефон. Женский, женской
рукой записан. Эх, да это не простой телефон, товарищи, а золотой... С этой
женщиной, милые мои, я потом несколько лет прожил. Вот так. Она из
Подмосковья, была меня старше, ей было 32 года, когда мы познакомились, а я
был совсем юн, только после института. Вспоминаю ее всегда тепло, что, между
прочим, немаловажно после n лет совместной жизни. (Надеюсь, что и она тоже.)
Она, обнаружив мою любовь к Гуттенбергу, мне много книжек подарила: Дельвиг
этот, он был первым, замечательные рисунки Возрождения, романы Окуджавы,
сверхдефицитного тогда Марселя Пруста. Много... У нее были какие-то знакомые
в книжном магазине. Стоял, долго улыбался.
Или еще нашел, Итало Звево. Такой итальянский писатель середины ХХ