"Слава Сергеев. Москва нас больше не любит " - читать интересную книгу автора

бы лучше детективы писал, чем людей пугать и самому пугаться.
На следующий день проснулся поздно (ночью под утро два раза будили,
бухали сапогами - "граница!"), за окном солнце бежало по веткам невысоких
деревьев, первый раз за эти недели.
Что значит юг, даже юго-запад, а отъехали - всего-то километров 400.
Впрочем, утром, когда сошли на вокзале, звонили из автомата по
гостиницам, подыскивая место, поменяли первые деньги и медленно пошли в
город, было еще холодно, хотя солнце и светило.
Прошли несколько кварталов, и поразила тишина. Может быть, потому, что
было субботнее утро? Никого народу, только обрывки плакатов на столбах,
оранжевые транспаранты и флаги с надписью "Так!" и подковой кое-где
свешивались с балконов.
Собственно говоря, все кончилось, мы приехали к финалу, самые
драматические и напряженные дни были уже позади. Мы видели это по
телевизору - падающий снег, темноту, тысячи людей на Крещатике, ряды ОМОНа
со щитами, слова политиков, телекамеры... Если вы выключали звук телевизора
и смотрели только картинку, ощущение начинало чем-то очень напоминать наш не
то 1991-й, не то 1993 год.
Гостиницу нашли быстро и относительно недалеко от центра, если на
такси, минут десять. После Москвы в Киеве все вообще недалеко. Тихий такой
дворик, тихая безлюдная улица, район не старый и не новый, одиннадцатиэтажки
1970-х-1980-х годов. Когда я спросил у тетки на ресепшене, есть ли в
гостинице охрана, она неожиданно нас обругала: охрана есть, но что вы,
русские, все такие запуганные? Кто вас так в Москве напугал?
Я понял о чем она, но рассердился. Было неприятно. Хорошо ей
рассуждать. "Запуганные"... А сама-то, еще года три-четыре назад, какой
была? Не вспоминала ли через слово "благословенный СССР", как часто до сих
пор делают это ее соотечественники в Крыму или восточных областях?...
Вечером гуляли. Я когда-то был здесь, но давно, году в 1990-м, и очень
мало. Было странное ощущение, повторяю, тишины, обычной жизни, но какой-то
странной тишины - штиль после бури. Только оранжевые флаги и плакаты в
витринах магазинов и на крыльях машин указывали на то, что мы видели по
телевизору. Впрочем, ближе к знаменитому палаточному городку на Крещатике
картинка стала более знакомой, - хотя не скажу, что в "натуральном виде" она
нам понравилось. Банки, бутылки, многие обитатели оранжевых палаток были
пьяны. Звучали гитары, на палатках виднелись транспаранты: Луцк, Полоцк,
Ивано-Франковск, Одесса... С востока не было никого, или почти никого. На
одной палатке было написано "Харьков". Какой-то не очень адекватный парень
размахивал российским флагом. Подходить к нему не хотелось.
Мне стало немного грустно. Мы некоторое время постояли у деревянного
заборчика, огораживающего лагерь, послушали песни.
- Ну, это же понятно, - сказал я жене не очень уверенно, - такое
напряжение было. Ведь реально могли побить, это в лучшем случае. Что же,
теперь людям хочется расслабиться...
Но сказал это я без уверенности. Может быть, я забыл, но что-то я не
припомню, чтобы в Москве в 1991 году было много пьяных.
Потом пошли в большое турецкое кафе, которое увидели неподалеку. Уж
очень вкусно выглядели пирожки там, в витрине. Немного посидели, посмотрели
на посетителей, сквозь большие окна на прохожих на улице. Уже темнело,
народу в кафе было много, очередь за печеньем и сладостями была большой. Я