"Слава Сергеев. Москва нас больше не любит " - читать интересную книгу автора

антифашистский, - будет антифашистский. А тебя просто на эмоции разводят,
как всю интеллигенцию, статисты же нужны, массовка покричать, вот и все. Все
фашисты и антифашисты заведены в один компьютер, понял?
Мне, конечно, стыдно, но, знаете, я не пошел. Дал себя убедить.
Посчитал, что моего участия в виде расклеивания листовок в подъезде будет
достаточно. Потом про это немного показывали по телевизору, и объявленных
деятелей культуры было мало, почти никто не пришел. Наверное, тоже спали или
не смогли. И Макаревича не было. Я еще немного удивился, как-то даже
кольнуло: а он почему не пошел? Я-то ладно, но он-то может. Он - известный,
что ему сделают? Неужели тоже, как и я, - испугался и проспал? Плохо дело
тогда.
Прошло недели две, и как-то вечером я крутил приемник и наткнулся на
станцию, где у Макаревича брали интервью, и, представляете, именно на том
месте подключился, где у него спросили, почему он не был на том марше. Надо
же, совпадение. Значит, надо было, чтобы я это услышал. А он сказал, что он
уже говорил, мол, его, правда, не было в Москве в этот день, просто не было
в городе, вот и все. И это "правда", оно как-то звякнуло, будто ложку
уронили, я сразу вспомнил летнюю мышку-официантку из "Гоголь-моголя", и он,
видно, это почувствовал, потому что заметно рассердился и сказал еще что-то
типа, что он ходит, куда хочет и когда хочет и никому отчитываться ни в чем
не должен, ясно? И вообще, он музыкант и в политике не участвует!...
Грустно это было слышать, конечно, и как-то страшновато немного, я еще
подумал: и чего я включил радио, такой вечер был хороший, тихий такой,
январский, снежный, приятно было в окно смотреть, к тому же мы люди
образованные и понимаем (или помним), что раз начинаются такие разговоры -
ну, дела плохи. Я боюсь. Он боится. Она боится. Мы боимся. So, oни - не
боятся.
А потом, прошло какое-то время, и почему-то я опять вспомнил про эту
передачу. Сейчас уже не помню, почему, газету, что ли, как обычно прочитал,
телевизор ли посмотрел, но я вдруг подумал, что Макаревич не то что прав, но
ход его размышлений можно понять.
Возможно (утверждать я, естественно, не могу, в чужие мозги не
влезешь), он (я, она, мы - но, не они) рассуждал примерно так:
"...Предположим, я пойду. Даже: мне надо туда пойти. Но - вдруг
случится какая-нибудь фигня? Может такое быть? Запросто. Например, какая-то
сволочь что-нибудь бросит в толпу. Идея, как говорится, лежит на
поверхности. И что? Кому от этого будет плохо, даже если меня просто слегка
заденет? Демократы будут говорить о разгуле ксенофобии и бессилии милиции,
десяток газет напечатают возмущенные статьи, по ТВ дадут комментарий, что
возбуждено уголовное дело, и через три недели максимум все это забудется.
После чего у меня надолго останутся отвратительный осадок (а ведь и так
настроение не самое бодрое), царапины (это в лучшем случае), и я опять буду
думать о том, что надо уезжать. А мне ведь на минуточку положено работать,
музыку писать - я все-таки художник. И в этой музыке я должен выразить то,
что волнует всех... Кроме того, как отреагируют так называемые простые
люди, - лучше не представлять. "Пошло оно все на", - с большой долей
вероятности подумают они. Вот, например, Остап Петрович из предыдущей главы,
он ведь может сказать, что "черные вообще-то обнаглели"? Может. И будет в
бытовом смысле в чем-то даже прав, что самое смешное. Даже если не брать в
расчет его военный опыт, вам что, кавказцы или выходцы из Средней Азии на