"Слава Сергеев. Места пребывания истинной интеллигенции " - читать интересную книгу автора

она дома, то зачем спешить? Я почувствовал, что еще немного и будет уже все
равно, куда идти. Воропаев смолк. Георгий Иванович прочел что-то из Козьмы
Пруткова. Сказал, что вообще ирония, по его мнению, не лучший способ реакции
на действительность. Она предполагает цинизм. Дэфствительность, как говорил
Синявский. Я не согласился. Синявский имел в виду не это. Не это, а что?
Опять вспомнили Ходасевича. Он ироничен или романтичен? Потом Адамовича.
Причем тут Адамович? Зануда. К тому же мрачный и сухой... Хотя есть, надо
признать, есть несколько стихотворений. Потом, за что он не любил Набокова?
Как он смел?! Можно стихами: зануда, мрачный и сухой, в пустыне жизни он
влачился... Вы знаете у него стихотворение про Алешу, не такого, как все, и
его маму, купчиху Пелагею Львовну? Это же извините, п....ц. И датировано
18-м годом. Писано уже почти в эмиграции, в бегстве, в Вологде, там с
полгода была какая-то республика-не республика, в общем
московско-петербургская комунна под американцами... Там стоял американский
экспедиционный корпус, из Архангельска. Так вот: России до конца остается
полчаса, кругом пожар, а у нас обстоятельнейшим образом рассказывается
история об обольщении педерастического восемнадцатилетнего юноши Алеши (всем
ведь Федор Михайлович спать не дает...) озорницей-мещанкою Ильиной... А?!
- Может, это метафора? - Какая метафора?! Пардон, чего?.. прочтешь это
и понимаешь, почему наши гражданскую войну проиграли. Кто это крикнул в
Думе: просрали Россию! Пуришкевич? - Не помню такого. По-моему вы это сейчас
выдумали. - А жаль... - Проиграли, выиграли, просрали, нашли, потеряли...
как это все надоело. Кстати не были в Вологде? Чудесный город.
Необыкновенные соборы... 14-й век. Или даже раньше. Деревянное зодчество.
Резные карнизы. И очень красивые девушки. Просто аномально красивые, много
лучше чем в Москве...
Воропаев отошел помочиться за киоск. Как-то слишком быстро вернулся.
Что случилось? Девушка-продавщица увидела. Господи, ну и что? Выскочила из
киоска и стала орать. Орать? Ну да, вы что, не слышали? Наверное потому, что
это с той стороны... Обозвала его говночистом, а он ведь только
по-маленькому сходил... Ты ей сказал: солнышко? Да. А она? Послала...
Несправедливо. Конечно несправедливо. Зачем она так, за что?..
Переместились от киоска ближе и бульвару. Знаете, там есть такой
закуток, за небольшой церковью, собачья площадка, там, где раньше висели
какие-то транспаранты? Это рядом, надо только пройти чуть-чуть вперед по
Герцена. Вот, - сказал заместитель главного редактора, хорошее место, - ссы
здесь. Я уже не хочу. Нет, ссы... - редактор засмеялся. - Ты что-то, я
смотрю, скис. Напрасно. Вот будешь меня вспоминать, я тебе гарантирую, что
через полгода у тебя будет новая баба. Воропаев махнул рукой:
- Да уж...
- Гарантирую, - повторил редактор.
Выпили еще.
- Все, - сказал я решительно, - больше не буду...
Провал в памяти.
По бульвару дул ледяной ветер, сбивал с ног, кутаясь, мы остановились у
афишной тумбы. Георгию Ивановичу было направо, через ограду, в переулки, а
нам по бульварам вниз, к бессонному Арбату, к кинотеатру "Художественный",
ловить такси и ехать домой, и что-то мы еще говорили, еще цеплялись за эти
фразы: Ахматова - Цветаева, та-та-та, Пастернак - Мандельштам, та-та-та
(чем-то они нам дались в этот вечер) прежде чем окунуться в такую чужую,