"Иннокентий Сергеев. Одна и та же (Единственная)" - читать интересную книгу автора

Она не позволит себе быть.
Так о чём же рассказывать?
О том, что она красива? Да мало ли красивых женщин на свете.
О том, что я схожу с ума, когда вижу её? Да мало ли таких как я дураков
умирает ежедневно и ежечасно или прозябает в психушках.
И зачем-то я всё ещё трепыхаюсь... Стоп!
На этом нужно остановиться, иначе следующий вопрос будет: "Зачем я вообще
слышу музыку и пытаюсь передать её тем, кто её никогда не услышит?"
И тогда мне придётся пить ещё больше.
Вовремя остановиться - если это важно, значит, не всё ещё безнадёжно?
Или я просто не хочу знать ничего больше.
Как и она.
Когда убивает меня, чтобы не знать ничего больше.
Не знать ничего больше.
Вовремя уснуть, чтобы увидеть правильный сон, я никогда не умел этого.
Или присниться.
Но, приснившись однажды той, настоящей, как мне найти её среди других и
заставить вспомнить тот сон? Если знать, что это и был я - это больше, чем
она хочет знать.
Ведь сны забываются так быстро.
И она уже знает о том, что я не похож на того, кто может сделать её
похожей на тех, на кого хочет быть похожа она.

. . .

Порой я развлекаюсь тем, что сочиняю новые вопросы для новых
собеседников, представляя себе, что продолжаю разговаривать с одним и тем
же человеком
или с тобой,
или с ней,
а они развлекаются тем, что пытаются сбить меня с толку.
Сегодня я придумал вопрос: "Зачем мы каждый день узнаём больше, чем можем
запомнить?"
- Память - это больше, чем мы о ней знаем,- отвечает мне юноша,
напряжённо озирающийся по сторонам в поисках своей девушки.
- Предположим,- говорю я.- Но это не ответ на вопрос "зачем". У меня есть
другой вариант. Я заметил,- да вы слушаете меня?- я заметил, что одни
явления теряют свой смысл при повторении, а другие, наоборот, приобретают
его. И вот, то, о чём, как нам кажется, мы давно забыли, вдруг исполняется
особого смысла, когда мы видим или слышим подобное снова. Об этом сказал
ещё Пруст, и хотя я не помню уже, кто он такой, но я точно помню, что он
об этом сказал.
- Французский писатель,- подсказывает мне юноша.- "В поисках утраченного
времени".
Он пришёл сюда с девушкой и, потеряв её в толпе, не может теперь найти.
Он подсел за мой столик спросить, не видел ли я её, и мы стали рассуждать
о том, какие внешние признаки следует считать наиболее характерными, из
чего следует, что он уже успел прилично напиться, но всё ещё помнит, что
зачем-то должен быть трезвым.
- Волосы,- говорю я.- Волосы - это самая поразительная вещь. Я заметил,