"Иннокентий Сергеев. Либретто для жонглёра" - читать интересную книгу автора

резала пирог, а я жевал и рассказывал ей о сюрреализме, о жизни и смерти,
о своих эстетических воззрениях, о Марселе Прусте, о своём детстве, о
постимпрессионистах, о сущности Возрождения, о христианской догматике, о
том, как мне нравятся "The Cure", о версиях смерти Моцарта, об императоре
Калигуле и... о, боже! Всякий раз, ложась спать, я с ужасом вспоминал о
том, о чём я так и не успел, забыл рассказать, и понимал, что не рассказал
в сущности ни о чём. И на другой день я встречал её, когда она
возвращалась с работы, и мы шли куда-нибудь погулять или посидеть, и
возвращались обычно довольно поздно.
Бедняжка, как ей было тяжело с её душой и её сердцем, с её вкусом и
чуткостью жить среди всего этого убожества, отупляющей монотонности, когда
не с кем даже поговорить, и никто ничего не понимает и не хочет слушать, и
озабочен только тем, как бы насолить кому-нибудь, да как бы не загреметь
под грядущее сокращение, да как бы бородавку из-под носа вывести, нюхать
мешает мясо, не припахивает ли.
Я звонил ей на работу, я умолял её уйти пораньше, удрать, улизнуть, и мы
пойдём в парк, мы пойдём за город... Нельзя сказать, чтобы дяде всё это
очень нравилось. Я его понимаю. Мы-то ужинали пирожными или чебуреками, а
ему приходилось самому себе что-нибудь готовить и кушать то, что
приготовил - а куда деваться? Хотя мог бы и в ресторане питаться -
зарабатывал он для своей зарплаты неплохо. Жмот.
Он, должно быть, мечтал о том дне, когда я уеду, и он снова сможет вести
привычную и спокойную паразитическую жизнь.
Но когда в тот вечер мы вышли к реке и долго стояли на берегу, и
смотрели, как уходит солнце, я понял, ясно и отчетливо, что не хочу
расставаться с Элиссой.
Кажется, она думала о том же.

Прошла неделя. Я уже вполне освоился в этом городке и пришёл к выводу,
что развлечений здесь, и правда, нет никаких. Разве что прогуляться от
парикмахерской до Дома культуры, поглазеть на аляповатую афишку, потом
заглянуть в книжный ларек, тоскливо посмеяться над выставленными образцами
человеческой глупости и другой дорогой вернуться к той же парикмахерской.
Можно было ещё пойти на автостанцию, сесть на скамейку и наблюдать, как
подъезжают и отъезжают автобусы.
В лесу было топко, загажено, и одолевали комары.
И только река была по-настоящему красива. И парк.
Исследование домашней библиотеки заняло у меня несколько минут. Частью
она состояла из того, "на что подписывали на работе" (с партийным
блокнотом в нагрузку), частью из книг, которые "теперь, говорят, все
читают".
- Почему бы вам не избавиться от этого хлама и не купить хорошие книги?
- А где? Как? Какие?
Она рассказала мне о том, как мечтала когда-то о сцене, а стала инженером
по электротехнике. Зачем, спрашивается?
- Чтобы убить жизнь, - пошутил я. Но я и сам не знал, зачем я целых пять
лет сдавал какие-то экзамены, спал за приборами, потел, скучал, решал
задачки, зачем?
Она сказала, что раньше брала книги в городской библиотеке.
Разговаривая, мы иногда вдруг умолкали и смотрели друг на друга или