"Иннокентий Сергеев. Кабиры (цикл: Дворец Малинового Солнца)" - читать интересную книгу автора

- Ты поступил правильно, и не потерял, как видно, расположение Плутоса,-
сказал со смехом Транквилл. Я обнял сидевшую рядом со мной Гингрину.
- Он прав,- сказал я ей.- Я богат. Я одену тебя в золото, чтобы ты
засияла, заиграла блеском, я выстрою для тебя дворец из мрамора. Ты просто
не знаешь, какой может быть жизнь.
- А ты не боишься Гиелы?- спросил Транквилл.
- Зачем ты вспомнил о ней!- сказал я.- К чему отравлять такими мыслями
приятное путешествие?
- Прости,- сказал Транквилл.- Я забыл о твоём отношении к жизни.
- Да, я живу, потому что я жив, и не хочу умирать раньше времени. Каждому
из нас был вынесен смертный приговор ещё до того, как мы появились на
свет, и только исполнение его отложено на некоторый срок, который
называется жизнью. В течение этого срока нам предоставлена свобода, и
нужно быть дураком, чтобы не воспользоваться ей. Я живу так, как будто уже
получил приказ покончить собой. Я могу не торопиться с его исполнением, и
это прекрасно. Мы должны радоваться тому, что имеем, потому что оно у нас
есть, и потому что когда-нибудь мы это потеряем.
- Слишком много слов,- заметил Транквилл.
- Сразу же на всю оставшуюся дорогу,- сказал я.
Когда мы приехали, Гиела накинулась на меня из-за того, что я снял парик,
на что я ответил, что снял его из тех только соображений, что если бы на
меня покусилась женщина, мне легче было бы отбиться от неё, нежели если бы
это был мужчина.
- Посмотри, какой я привёз тебе подарок,- сказал я, показывая на Гингрину.
Я не ошибся в её вкусе - подарок ей понравился, и настолько, что после
того как Милена, уехав с Транквиллом, покинула её, она целиком
переключилась на Гингрину. Это было лучшее из всего, что я мог придумать.
Теперь, при некоторой ловкости, я мог осыпать Гингрину подарками, но так,
что получала она их из рук Гиелы. Иногда я даже изображал ревность, чему
немало веселился в душе. Требовалась лишь ничтожная доля осторожности,
чтобы воцарившийся в нашем доме мир продолжался сколь угодно долго. Но вот
беда, Гингрина совершенно не желала притворяться, и все мои усилия убедить
её или заставить были напрасны. Её упрямое нежелание принять такое
положение вещей было мне непонятно и порою доводило меня до крайнего
раздражения, что вызывало у Гингрины новые потоки слёз, а у её госпожи
новые подозрения. Оставалось только беспомощно ждать, когда эти подозрения
превратятся в уверенность. И всё же, когда это, наконец, произошло, мне
удалось убедить Гиелу, как некогда Милену, что охотиться втроём гораздо
интереснее и приятнее. Гиелу, но не Гингрину - она всего лишь подчинялась.
Такое её поведение привело к тому, что любовь Гиелы сменилась ненавистью,
и понадобилось совсем немного времени, чтобы Гингрина смогла
почувствовать, что означает ненависть такой женщины как её госпожа. Жизнь
бедняжки стала невыносимой, я же ничего не мог сделать для неё, совершенно
не пользуясь её поддержкой. Наконец, я не выдержал и, выбрав подходящий
день и прихватив изрядную сумму денег, я просто бежал из своего дома, взяв
с собой, разумеется, и Гингрину. Я направился в Город, полагая, что мой
друг едва ли будет возражать против моего общества.
Так наш круг вновь восполнился недостающим звеном, и союз наш, казалось,
был крепче, чем когда-либо прежде.
Войдя в этот дом, я едва узнал его - так всё в нём переменилось. Красса