"Иннокентий Сергеев. Кабиры (цикл: Дворец Малинового Солнца)" - читать интересную книгу автораколичество пищи, чтобы насытиться. Кто же тогда скажет мне, где вершина, и
с какого места нельзя двигаться дальше? - Не знаю,- сказал я. - Ты, наверное, прав. Но я не понимаю, почему не прав тот человек. - Потому что нет самой по себе добродетели. Есть добродетельное поведение. И нет порока. Есть порочные поступки. - Но почему человек нуждается в пороке? - А что ты называешь пороком? - Не знаю,- сказала Милена. - Я прослежу, чтобы завтра же этого человека здесь не было. Толковать о пороке и добродетели, расхаживая в грязной одежде, значит насмехаться над всем человечеством. Мне не по душе люди, которые, не умея следить даже за самими собой, берутся учить весь мир. - Что нам с тобой до всего мира?- сказала Милена, и мы обнялись, осыпая друг друга поцелуями. Жизнь вновь показалась мне привлекательной, и мне расхотелось расставаться с ней. Я догадывался, что дом полон соглядатаев, и вскоре Крассу станет известно о моей неслыханной дерзости. Так оно и произошло. Я получил письмо, в котором Красс приказывал мне немедленно прибыть к нему. Я понял, что надо бежать, пока меня не схватили и не привели в Город силой. Я предупредил об этом Милену, и она изъявила готовность бежать со мной, куда бы я ни повёз её. Первым делом следовало подготовить отъезд. Взяв лучшую коляску, я нагрузил её всем, что было в доме ценного. У меня было доверенное письмо от Красса, которое я получил у него, якобы отправляясь по делам, и с этим питья, я посадил в коляску Милену, и мы покинули виллу. Когда мы отъехали на некоторое расстояние, я остановил коляску и переоделся, облачившись в один из нарядов Милены и надев её парик. Теперь я должен был изображать служанку. И тут до моего сознания дошло, какое же я затеял безумство. Уж не бесноватый ли я? Куда нам ехать? Где сможем мы укрыться? Что с нами будет? Если бы Красс привлёк меня к суду, обвинив в нанесении ему оскорбления, я, при умелой защите, смог бы, пожалуй, выиграть дело. Теперь же поступок мой усугублялся, во-первых, ограблением и, во-вторых, побегом. Первоначально я предполагал добраться до моря и, сев на какой-нибудь корабль, покинуть берег. Но я плохо переношу качку, и мысль о морском путешествии вызывала у меня теперь тошноту. Впрочем, может быть, меня тошнило от страха. Мне было больно смотреть на Милену. В какую пропасть я увлёк её, всецело доверившуюся мне! Неимоверными усилиями я заставлял себя улыбаться и успокаивать её доводами, в которые сам уже не верил, а коляска уносила нас всё дальше, и я смеялся, содрогаясь от ужаса. На ночь мы остановились в гостинице. Я долго не мог уснуть, терзаемый мыслями, и вдруг вспомнил о Гиеле. Когда-то она была в меня влюблена, и есть надежда, что чувство это возродится в ней, как только она увидит меня вновь, и она не откажет нам в убежище, если только ревность не одержит в ней верх над всеми другими чувствами. Утром я сообщил Милене о своём плане. Она приняла его с покорностью, как приняла бы любой другой. |
|
|