"Юрий Сергеев. Самородок (Повесть) " - читать интересную книгу автора

кто завёл любовницу или совратил чужую жену.
На каждого заведено досье у охмелевшего Прудкина. Он ловко раздевал
картоху пухлыми пальцами, макал её в солонку, и маленький рот раскрывался в
раззявленную пасть, где целиком перемалывались горячие клубни. Заплывшие
глазки шарили по столу.
Валерьян разморен выпитым, течёт с лица пот на мокнущую исподнюю
рубаху. Жаром пышет от печи. Он изнывает от многословия собеседника, не
дождётся конца болтовне.
Хмель погасил осторожность. Достал шапку с образцами из-под нар,
смахнул картофельную кожуру на угол и высыпал камни перед опешившим гостем.
Тот выхватил из кармашка расшитый вензелями платочек и наспех вытер
холёные пальцы. Клещём впился в куски породы, изумлённо вскинув бабьего
рисунка брови.
- Ты што... Откуда!!!
- Оттуда, - исподлобья следил за ним Остапов усталыми глазами.
Прудкин лез к лампе мордой, карябая ножом влитые в кварц самородки и
отвесив нижнюю губу в налипших крошках еды.
- Невероятно! Невероятно! Не может быть? А? Валерьян? Ураганное
содержание! - щёки его колыхались в плаксивом лепете. - Где взял? Там ещё
есть?
- Конечно. Кайлушкой много не отберёшь.
Когда в его дрожащих руках замерцал кленовый лист, он так и въелся в
него.
- Нет, нет, ты только посмотри! - закрутился по кухне, сипя частым и
хриплым дыханием. - Какое золото родится! А?
- Родится, - буркнул Валерьян и отвернулся к окну.
Через затемневшее стекло мигали огни прииска, сливаясь в черни ночи с
россыпью звёзд. Редко бухал нефтяной двигатель. Прудкин опять полез
целоваться, исходя пьяными слезами, слюнявя щёки. Валерьян брезгливо
скривился и отпихнул наседавшего толстяка.
- Будет тебе, не люблю я этого, - вывернулся, шатнувшись на непослушных
ногах, и забрал образец, - всё, иди, Пётр Данилович, спать хочу смертельно.
- Иду-иду... Поспите. Хэ! Вот это будет бомба Гитлеру! К ордену
представят. Непременно, даже думать нечего, Валерьян Викторович, в ваши-то
годы найти такое! Скажете место?
- Зачем? Завтра на карту нанесу. Надо закинуть туда пяток горняков с
взрывчаткой на доразведку, а потом уж поднимать шум. Может быть, жила
иссякнет, а мы раздуем кадило во всю ивановскую. Потерпеть трошки надо. До
свиданья.
Задом Прудкин вывалился в сени, долго гремел там, разыскивая щеколду
тамбура, и опять всунул голову в дверь:
- Спокойно почивать, Валерьян Викторович. Здоровьица вам.
Остапов поглядел на него и в тусклом свете лампы прочел на
притворно-улыбчивом лице ледяную зависть, потаённую злобу.
- Иди-иди... Не болтай пока в посёлке, не булгачь людей, иди домой.
- Какой дом! К Марфушке Кожиной заверну, мужик у неё, как раз, на
шахте. Безотказная, дурёха, страшится, что с работы выгоню. Разомну счас ей
косточки, - он сладко причмокнул губами и прикрыл глазки, - интеллигентная
женщина, стишков пропасть знает, не пьёт.
- У них же трое ребят, зачем лезешь в семью,- скривился Валерьян,