"Олег Серегин. Дети немилости" - читать интересную книгу автора

веков, оказалось не под силу остановить прогресс. Зафиксировав начало
активной фазы, Служба Исследований при Ассамблее изучила все имевшиеся
данные и пришла к выводу, что законы магии можно обмануть. Лонси не хотелось
думать, что среди специалистов Ассамблеи находился и Оджер Мерау.
Ложное обращение к Воину должно было вызвать ошибку в надмирных схемах,
перемкнуть их - и обезопасить населенные земли.
...Ах, что за искушение: побродить вокруг места упокоения Воина,
поговорить на возвышенные темы и удалиться, признав себя несмышлеными,
недостойными, неумелыми, так и не открыв запечатанный высшим велением вход.
"С явлениями вроде Воина Выси лучше не шутить", - снова сказал про себя
Лонси и почувствовал, что мерзнет. Поисковики, наметившие для них маршрут и
проложившие тропу, зарисовали холм, указав расположение входов...
- Ну и как туда влежть? - проворчала горянка. - Камень шплошной.
Лонси поглядел на лошадей. Лошади паслись в свое удовольствие.
- Понимаешь, Неле... - неловко проговорил он, - здесь магический замок.
А в... манускрипте нет никаких схем. Мне даже оригинал показали. В
библиотеке министерства. Понимаешь, есть только текст заклинания, но при нем
нет схемы, а если нет схемы, ты хоть удавись...
Он врал Неле и сам себе - отчаянно стыдясь, но врал. Просто от страха.
Насколько Лонси помнил университетский курс и мог соотнести синтагмы
заклятия с общими закономерностями Пяти магий, в схеме замка задействовалась
вовсе не Пятая, а Третья. То есть при благоприятном стечении обстоятельств
он, вероятно, сумел бы распечатать усыпальницу и сам, но...
- Ну шкажи швой текшт.
- К-куда? - оторопело пробормотал маг. - Как?
- Штань и шкажи, как у тебя напишано, - раздраженно отозвалась Неле. -
Перед дверью штань и шкажи.

2.

В открытое окно задувал ветер. Едва рассвело; облака таяли в бледном
небе, края их горели золотом. Колыхался шелк занавесей, мерцали звезды и
башенки на лиловом потолке балдахина. Тенькнул колокольчик. Бронзовые птицы
настенных часов подняли крылья, оборотили самоцветные глаза: по летнему
времени настал час песен. Было достаточно рано, чтобы никуда не спешить.
Не люблю, когда меня торопят, потому что не люблю, когда меня боятся. Я
не срывался на слуг с тех пор, как был школьником, но, по словам близких,
злой я - зрелище не для впечатлительных натур.
В выстуженной комнате, под тяжелым одеялом сладко спалось даже и в
одиночестве... Ежась, я встал, потянулся, хрустя позвонками, и подошел к
окну; веселый холод бежал по телу, разгоняя остатки сна. Где-то на
рассветном востоке, в пустынной синей дали мчался от Улена рейсовый атомник,
неся ко мне мою Эррет. К несчастью, мы не сверили рабочие календари. Через
несколько часов я покидал столицу, и отбытие отложить не мог. Мы разминемся,
но когда я вернусь, Эррет встретит меня.
Я глянул на пустую постель и улыбнулся.
Из окна спальни открывался вид на набережную Яневы, за рекой
раскидывался зеленый бульвар с чередой высоких фонтанов, а дальше
поднимались башни, венчанные серебряными шатрами. Металл пламенел под
солнцем, город устремлялся все выше, и над башнями, над бьющимися на ветру