"Андрей Сердюк. Золотая Пуля, или Последнее Путешествие Пелевина" - читать интересную книгу автора

ПЕРЕВОД Канта? Именно про надобность перевода у них спросить. Так ведь тоже
глупый вопрос. Ответ очевиден, на поверхности он, - разве ж понять неофиту
что-нибудь во всех этих загагулинах.
Говорят, однажды у Толстого, весьма, кстати, Канта почитающего,
поинтересовались на предмет того, а доступна ли такая философия заурядному
человеку и нужно ли популярное изложение её. Ответ гласил, что подобноё
популярное изложение было бы величайшим делом. Вот так-то.
Ну, и, наконец, не спросишь же в тупую у практикующих бандитов, зачем,
если не секрет, ВАМ-ТО перевод из Канта? На такую постановку вопроса ребя
долгопруднинская, пожалуй, и обидеться могла. Это была бы, что и говорить,
скользкая постановка вопроса. С неясными пасьянсами. Пацаны, они, может
быть, и не совсем во все эти иллюзионистские дела въезжают, но зато уж
интонацию-то ироничную по отношению к себе очень тонко чуют. За версту. На
уровне инстинкта. Как хорошие музыканты фальшивую ноту.
Короче, как не крути, все возможные смыслы вопроса "А зачем это вам,
братва, перевод Канта?" исчерпываются ответами, диалектически содержащимися
внутри самих этих многочисленных смыслах данного вопроса. Вопрос же, в
котором отсутствует вопрос, - пустой вопрос. А чисто пацанский разговор
пустых вопросов не терпит. И это даже не вопрос. Как бы ты там сам лично
благоговейно не относился к Пустоте. Ай, ладно! Забудь эти песни,
девушка-дзеро...
Вернёмся же к нашим альтебаранам, и продолжим.
Но продолжать чего-то вдруг заломило. Сбил дыхалку.
"Может чайку тебе сварить?" - спросил с надеждой Виктор сам у себя, и
сам себе утвердительно ответил: "А то".
Прокывалял, весело постукивая деревяшками гэта, на кухню. Налил из
серебреного термоса в чайник талую воду - натопленный впрок ещё летом рыхлый
алтайский снег. Поставил на огонь. В керамическое сито китайской чайной
кружки (кружка намоленная, старая, - со стенок уже, пожалуй, мумиё
соскребать можно) засыпал две щепочки зелёного и четыре жёлтого, добавил три
реснички сааган-дальи, да веточку чабреца, и первым белым ключом всё это
дело притомил. Крышечкой накрыл, и стал "Пройдя, зажмурившись, искус" вслух
читать.
Этот стишок когда-то давным-давно сочинил он именно для процедуры
заваривания чая в сезон байлу, в сезон "белых рос". Для других двадцати трёх
сельскохозяйственных сезонов имелось у него в арсенале двадцать три других
стихотворения. Они все, конечно, абсолютно разные - и по стилю и по
размеру - заварочные вирши эти. И на прочтение каждого из них уходит разное
количество времени.
Такими вышли они не случайно, а как раз наоборот, специально, - потому
как для получения гармоничного сочетания аромата и вкуса, а также для
создания правильного настроения и подготовки организма ритмичным дыханием к
принятию божественного напитка в данный конкретный период года требуется,
как известно, свой особый, точно выверенный срок. И свой напевный лад.
Кому-то это всё может показаться смешным и странным, но только Виктор,
вслед за чайным поэтом эпохи Тан неким Лу Тунем, известным также в провинции
Хунань под именем Мастера Жёлтого Источника, был глубоко убеждён, что мудрый
человек должен в гораздо большей степени заботиться о вкусе чая, чем о
всякой там проходящей мирской суете.
В общем, как бы там кто из сторонних к его причудам не относился, а