"Андрей Сердюк. Золотая Пуля, или Последнее Путешествие Пелевина" - читать интересную книгу автора

оттого, что он был не способен осознать тот факт, что - в результате
заговора критиков-шаманов - жест, поза и концептуальный транс уже давно
создают тот мутный контекст, в пучине которого наличие нормального и
вменяемого художественного произведения есть вещь факультативная, потому как
задача момента состоит как раз в том, чтобы при помощи всей этой суеты и
мишуры подвинуть потребителя к кэшу не трудоёмким реальным, а менее
затратным колдовским способом. Это как раз Виктор понимал. И ничего против
не имел. И не стал бы, случись такая оказия, к Хрущёву на бульдозер
проситься - гонять "пидарасов", пусть даже и в актуальной их реинкорнации. В
конце концов и по любому, все эти люди - союзники в главной драке. Пусть
играют. Играть в эту карусель всё лучше, чем тупо ложиться под Глобальный
Пафос. Пусть каждый дрочит, как он хочет. В соответствии со статьёй 44
Конституции РФ.
Дело не в этом.
Просто напросто, боялся он, что сам однажы станет - упаси,
судьбинушка! - похожим на них, на этих дешёвых шестёрок мейнстрима, - той,
самой главной, струи, которая так воняет сама по себе, что деньги, даже и
измазанные дерьмом, попадая под неё, вроде какбы действительно не пахнут.
Зловоние этой струи таково, что перебивает известный запах денег.
Страшно боялся опошлиться до такой степени. Ну, а затем и до большей.
Вот.
И хотя обычно умел он прогнать от себя сомнения в собственной крутизне,
но на их подавление уходила какая-то часть радостного позитивизма. И эта
глубокая внутренняя борьба естественно служила - не могла не служить -
благодатной почвой для раздражения. Которое срочно требовало выхода.
Вот так вот и получалось, - он в этом публичном месте всего лишь
три-четыре минуты, а морду кому-нибудь набить уже хотелось. Набить,
утверждая своё право на "красиво-некрасиво". Набить, истребляя свои
сомнения.
Но только он сейчас здесь не за тем. Он сейчас здесь по другому поводу.
А вот Бодрийара как раз нигде не и было.
Зато был зал, увешанный его, Бодрийяра, работами. Их, право, трудно не
узнать: все эти звёздные туманности, оказывающиеся выбритыми женскими
подмышками; загадочые инопланетные леса, оборачивающиеся буйной
растительностью в разбухших ноздрях сильно пьющих мужчин; бездонные воронки
чёрных дыр, при ближайшем расмотрении превращающиеся в чёрные бездны дырявых
воронк, - кто как не Бодрийар горазд на подобные чёрно-белые светописные
фокусы. Не мастерством старик берёт, какое там мастерство, - любитель он и
есть любитель. И не холодными компьютерными спецэффектами. Но истинно
парадоксальным виденьем. Старается. А всё ради того, чтобы показать, -
граница между иллюзией и реальностью проходит ни где-нибудь, а у всякого
наблюдателя в башке. Это у старика в последнее время появился такой новый
способ раскачивать сознание у заблудшей публики. А почему бы, собственно, и
нет? В той жестокой и бескомпромиссной борьбе, которую они в последние годы
ведут, всякий метод взлома коросты будет, пожалуй, на пользу.
Энд со, - его авторские фотографии на стенах. И раздраконенные
фуршетные столики присутствуют. А самого нет. Видать, уже на этой сцене
отработал свой номер эквилибрист на смыслах. И отчалил в иные дали.
"Ладно, - быстро прикинул Виктор, - тогда после лекции встретимся".
И собрался он уже выйти из этого злачного места, - выйти точно также,