"Сен-Симон. Мемуары, книга 2 " - читать интересную книгу автора

и всегда в присутствии государственного секретаря по военным делам, по
возвращении же еще короче, а порой вообще не давались ни в том, ни в другом
случае. Письма военачальников, адресованные непосредственно королю, всегда,
если не принимать во внимание несколько крайне редких и недолговечных
исключений, проходили через министра; один лишь г-н де Тюренн в конце жизни,
когда он в сиянии славы и почестей открыто рассорился с Лувуа, направлял
свои депеши кардиналу Буйонскому, который передавал их в собственные руки
королю, но и последний все равно их рассматривал после того, как они пройдут
через министра, и с ним согласовывал приказания и ответы. Нужно, правда,
отдать справедливость, как бы ни был король развращен величием и властью,
которые заглушили в нем все прочие соображения, при аудиенции можно было
многого достичь; главное было суметь добиться ее и знать, что вести себя
следует со всей почтительностью, которой требует обычай по отношению к
королевскому сану. Кроме того, что я узнал от других, я могу говорить об
этом и на основании собственного опыта. Здесь в свое время я уже упоминал,
что добивался, а вернее, насильно вырывал аудиенции у короля*, который
поначалу всякий раз был на меня в гневе, но уходил переубежденный и
довольный мною, о чем потом говорил и мне, и другим. Словом, я по
собственному опыту могу сказать, что иной раз такие аудиенции бывали. На них
король, как бы ни был он предубежден, какое бы ни питал, как ему казалось,
законное недовольство, выслушивал просителя терпеливо, благосклонно, с
желанием уяснить и понять дело и только с этим намерением прерывал его. В
нем пробуждалось чувство справедливости, стремление узнать истину, даже если
он был разгневан, и так было до конца его жизни. И тут уж можно было
говорить все, лишь бы, повторю еще раз, говорилось это с почтительным,
покорным, смиренным видом, иначе можно было окончательно погубить себя; при
таком же поведении возможно было, если говорить честно, прерывать короля,
решительно отрицать факты, которые он приводил, повышать голос, стараясь
переговорить его, и это не казалось ему неподобающим; напротив, после он
хорошо отзывался и об аудиенции, и о том, кому ее дал, поскольку избавлялся
и от имевшихся предвзятостей, и от ложных представлений, которые ему
внушили, что и доказывал своим последующим отношением. Поэтому министры
старательно убеждали его, что он должен избегать подобных аудиенций, в чем,
как и во всем прочем, весьма преуспели. Это и делало должности, приближавшие
к особе короля, столь важными, а тех, кто их занимал, столь осторожными;
ведь сами-то министры имели возможность ежедневно говорить с королем
наедине, не пугая его просьбой об аудиенции, которую - и явную и тайную -
они всегда могли получить, как только у них возникала в ней нужда. По этой
же причине право большого входа оказывалось поистине наивысшей милостью,
куда более важной, чем знатность, и именно оно одно из всех высоких наград,
дарованных маршалам де Буффлеру и де Вилару, сравняло их с пэрами и дало
право после смерти передать по наследству свои губернаторства совсем еще
юным детям, хотя в то время король никому такого права уже не давал.
______________
* Сен-Симон ссылается на личные беседы с Людовиком XIV в 1699 и 1703 гг.

Все это дает полное право горько оплакивать ужасное воспитание,
направленное лишь на подавление ума и души сего монарха, гнусную отраву
неслыханной лести, что обожествляло его в самом лоне христианства,
убийственную политику его министров, которые ограждали его стеной и ради