"Сен-Симон. Мемуары, книга 2 " - читать интересную книгу автора

дальнейшем он значительно сократил эти беседы, но чаще стал ходить к
причастию. Его разговор был любезен, основателен, насколько это было в его
силах, и приятен; он всегда старался приноровиться к собеседнику. Его
любимым отдыхом были прогулки: здесь особенно заметны бывали его
достоинства. Если ему было с кем поговорить о науках, он радовался, но это
была невинная радость: просто он любил развлечься и узнать нечто новое,
слегка порассуждать, а больше послушать. Но более всего он стремился
провести время с пользой: ценил собеседников, с которыми можно было
поговорить о войне и должностях, о морском деле и торговле, о чужих краях и
иностранных дворах, иногда о частных событиях, получивших, однако, огласку,
и об исторических вопросах или о давно минувших войнах. Эти прогулки,
обогащавшие его множеством сведений, покоряли ему умы и сердца, доставляли
всеобщее восхищение и возбуждали великие надежды на его счет. Вместо
спектаклей, кои он давным-давно для себя упразднил, он ввел игру по
маленькой, в которой могли участвовать самые скудные кошельки, чтобы все по
очереди удостаивались чести играть с ним и показываться в свете. По-прежнему
он был неравнодушен к хорошему столу и охоте, причем охота вызывала у него
меньше угрызений совести, а вот склонности своей к чревоугодию он побаивался
и пировал только в самом избранном обществе.
Короля он знал в совершенстве, почитал его, а под конец и любил как
сын, и усердно свидетельствовал ему свою преданность, исполняя все, что
положено подданному, хотя и помня о своем высоком ранге. Он ухаживал за
г-жой де Ментенон со всей обходительностью, какой требовали отношения между
ними. Пока был жив Монсеньер, принц старательно исполнял свой сыновний долг;
чувствовалось, что он делает это через силу, а еще больше была заметна
принужденность в его обхождении с м-ль Шуэн, да и со всем медонским кругом
он общался нехотя. Я так подробно объяснял, какие на то были причины, что
теперь не стану повторяться. Принц, так же как и весь свет, удивлялся тому,
что Монсеньер, человек по натуре довольно грубый, был весьма горд и так и не
сумел свыкнуться с г-жой де Ментенон, виделся с нею не более, чем требовали
приличия, и, как мог, редко; а ведь в лице м-ль Шуэн у него была своя
Ментенон, так же как у короля своя, и детей своих он точно так же отдал в
рабство м-ль Шуэн, как король своих - г-же де Ментенон. Принц нежно любил
братьев и обожал жену. Когда он ее потерял, горе пронзило его до мозга
костей. Ценой сверхъестественных усилий ему удалось не утратить веры. Он
пожертвовал всем, но сам теперь истекал кровью. В его всепоглощающей скорби
не было ничего низкого, ничего мелкого, ничего недостойного. Перед нами был
человек, обезумевший от горя, но силившийся сохранять наружное спокойствие и
изнемогавший от этого гнета. Горе скоро пресекло его дни. В болезни он не
переменился: на исцеление он не надеялся и в этом мнении был согласен с
врачами, не скрывая, на чем оно основано; об этом уже было рассказано не так
давно, и все, что он ощущал с первого дня и до последнего, постоянно
подкрепляло его уверенность. Какой ужас - сознавать, сколь чудовищная
причина повлекла за собой смерть жены и убивает его самого! И вместе с тем
какой урок явил нам Всевышний! Почему не дано нам до сих пор узнать все
тайные, но столь возвышенные подробности этой смерти, кои только Господь
может нам открыть и кои лишь Ему дано оценить в полной мере? Принц был
подобен Иисусу Христу на кресте. И дело не только в смерти и страданиях -
его величие простерлось гораздо выше. Сколько ласки и вместе с тем сколько
безмятежности во взоре! Какая все возраставшая отрешенность! Какие горячие