"Осип Иванович Сенковский. Записки домового" - читать интересную книгу автора

хвостом их злобу: тут как они стали царапать и рвать все репутации, стоячие
и лежачие, как понесли свой грязный вздор, в котором, кроме желчи и
невежества, не было ничего годного даже для ада, - да такой вздор, что уже
мне, природному черту, стало страшно и мерзко слушать - так я не знал, куда
деваться! Я побежал стремглав, поджавши хвост, заткнув уши, зажмурив глаза;
летел, летел, летел... и если б не эта труба... Я немножко ушиб себе бок...
Да не в том дело: здоров ли ты, старый друг, Чурка? Как поживаешь... Кто
этот длинный скелет? - спросил он, нагнувшись к моему уху.
- Это... покойный хозяин здешнего дома, - сказал я шепотом. - Он пришел
ко мне в гости с кладбища.
- Каких он правил?
- Очень почтенный, честный грешник.
- Познакомь же меня с своим хозяином, мой Чурочка. Ты всегда отличался
знанием светских приличий в твоем запечье.
- С большим удовольствием,- сказал я и представил их друг другу. - Мой
приятель Бубантес, главный черт журналистики! Иван Иванович, бывший
читатель! Прошу быть знакомыми, полюбить друг друга и садиться.
Они поклонились и пожали себе руки.
- Вы давно изволили скончаться? - вежливо спросил Бубантес нового
своего знакомца.
- Год и две недели, - сказал он.
- Как вы находите этот свет? - продолжал любезный черт.
Мой мертвец несколько смутился, не понимая вопроса.
- Когда я говорю "этот", - быстро подхватил Бубантес, - это значит
"тот". Свет, который вы при жизни называли "тем светом", называется у нас
"этим", и обратно. Вы еще не привыкли к нашей терминологии, но она очень
ясна. Следственно, как вы находите этот свет, наш свет, свет духов...
- Очень приятным, - отвечал, наконец, покойный Иван Иванович.
- Я так и думал, - сказал черт с своей коварной усмешкой. - Я говорю
это не из патриотизма, но многие очень просвещенные путешественники с того
света, то есть с людского света, находят, что здесь гораздо отраднее и
веселее.
- И я того же мнения, - сказал мертвец. - Особенно мне нравится здесь
это удивительное спокойствие и бесстрастие, которыми отличается жизнь
мертвецов. Нельзя сказать, чтобы и жизнь того, человеческого света не имела
своих прелестей... Есть кой-какие очень приятные грехи, для которых стоит
потаскать тело на своих костях известное число годов, но самое важное
неудобство той жизни - это теплая кровь, кровь, которая ворочается в вас
мельницею, кружится настоящим омутом, разгорячает вас при каждом движении,
при каждом обстоятельстве, порождая те вспышки внутреннего жара, которые
называют там страстями; которая жжет вас, душит поминутно, содержит тело в
беспрерывном беспокойстве, разоряет его, начиняет болезнями... Это второй
ад, быть может, еще хуже настоящего! Вообще там очень душно от теплой крови,
и я ни за какое благо не согласился б воротиться туда, разве когда-нибудь,
совершенствуя человечество, выдумают холодные страсти. Здесь, по крайней
мере, нет крови, и ничто вас не тревожит; вы всегда наслаждаетесь ровною и
отрадною прохладою ума, совершенною сухостью чувства, восхитительным
отсутствием страстей...
- Здесь бы и писать беспристрастные критики! - воскликнул Бубантес,
весело повернувшись трижды на одной ножке журнальным франтом. - Мои молодцы