"О.И.Сенковский. Антар (Восточная повесть) " - читать интересную книгу автора

движущихся по вашему слову, волю свою почерпающие из общего источника вашей
воли и, для исполнения ваших мыслей, охотно жертвующие своими мыслями,
имуществом и жизнию. Властелин поистине чувствует себя духом и телом выше
человека: понятия его возвеличиваются, страсти облагораживаются и теряют всю
свою вредную силу, от лёгкости удовлетворить им, и его желания уподобляются
желанием самой добродетели. Обладание всем поселяет в его душе спокойствие и
клонит её к великодушию, к щедрости, к распространению собственного её
счастия на всё окружающее её, - словом, ко всеобщему благу. Но тут и рубеж
сладости: за ним начинается горечь, страшная, убийственная, отравляющая
своим ядом дражайшие минуты его жизни. Едва примется он за дело блага, как
тотчас примечаешь, что те же самые, коих так пламенно желал он составить
истинное благополучие, не умеют и не хотят возвыситься до его образа мыслей,
ни понять его сердца, и с высоты своего престола открывает у ног своих
отверстый ад пронырства, где днём и ночью пылают низкие страсти, поглощающие
все его благодеяния; где лучшие его намерения мгновенно пережигаются в
гнусный уголь личной корысти сильнейшего или проворнейшего. После долгого и
утомительного борения с усилиями людей всячески воспрепятствовать упрочению
благоденствия их рода он чувствует усталость, исполняется негодования,
начинает презирать людей и с того времени становится несчастным. Это именно
случилось и со мною. Я скоро убедился, что те, коих допускал я к себе,
старались только делать меня орудием их жадности или средством к погибели их
врагов, и мучения недоверчивости растерзали мою душу. Беспрестанное
злоупотребление моей снисходительности поставило меня в необходимость быть
строгим и неприступным. Я знал, как меня обманывали, как вокруг меня
расставляли сети и заводили пружины, чтобы поймать мою улыбку, которую потом
бесстыдно торговали в народе; это поселило во мне отвращение, лишило меня
даже удовольствия смеяться, и я, среди шумного сборища, среди моего
могущества, увидел себя одиноким, бессильным, обременённым тяжестью
бесполезной власти, преследуемым бледными привидениями подозрений,
опасностей, измены. Сначала воля моя ещё находила некоторую приятность в
испытании повиновения моих приверженцев; но впоследствии их раболепство
отняло у неё и это утешительное занятие: она уже носилась и господствовала
лишь в пустом воздухе, не хватая голов их, потому что они ползали слишком
низко. Тогда скука и пресыщение ввергли меня в пропасть своенравия,
развлечения коего, насильственные и изысканные, измучили мой ум и мои
чувства; и моё сердце, засохшее, обожжённое снаружи и пустое внутри, подобно
зрелому яблоку колокинта, растущего у подножия скалы, лопнуло с треском и
распрыскало в душе моей чёрные, язвительные семена отчаяния. Несколько раз
хотел я бросить и княжеские шатры, и своих подвластных и бежать в горы; но
какая-то невидимая сила, вопреки моему убеждению, приковывала меня к моему
сану. В этой сладости властвования, я вижу, таится тонкий, летучий огонь,
который беспрестанно жжёт вам сердце, содержит чувства в опьянении и
возбуждает в горле неутолимую жажду, невольно увлекающую уста ваши к горькой
чаше повелительства. Наконец я восторжествовал над самим собою, покинул всё
и прилетел к вам, великая царица, просить, чтоб вы исцелили мою душу. Я
стражду неимоверным образом: сладость властвования произвела во мне
смертельную тошноту, которая душит, давит, убивает меня; но мне всё ещё
хочется властвовать, управлять, приказывать, располагать судьбою моих
ближних: я не могу жить без власти, и, оставив её, мне кажется, что я
безрассудно отрёкся от воздуха, воды и солнца.