"Г.Сенкевич. Нет пророка в своем отечестве" - читать интересную книгу автора

сказать кому-нибудь: "Будем любить друг друга всю жизнь". Зато потом, когда
придет для этого время, говорят:

Тебя я вечно буду... вспоминать,
Но быть твоею не могу.

Общественное мнение - как яркий свет. У кого от света глаза болят, тот
заводит себе зонтик - мужа. Многих забав юности не было бы и в помине, когда
б не нервы. Ах, эти несчастные нервы!
Однако все это хорошо для нас, а Вильку оно было полезным разве лишь
тем, что

Ему остался в утешенье
Лишь опыт - сладкий плод мученья.

Он отпустил коня Люци. Правда, он мог бы ей сказать, что поступил, как
порядочный человек; что без такой развязки, которую он придал делу, их
отношения были бы попросту безнравственными; что он стремился облагородить
их и т.д. И еще многое мог бы сказать, но к чему все это? Он отпустил коня
Люци... и, даже не кивнув ей головой, медленно направился восвояси.
Шел он очень медленно. Во весь обратный путь чувствовал только, что
случилось с ним что-то необычное.
Втянутый в круговорот смятенных мыслей, он мучительным усилием
стремился уяснить себе, что же именно произошло, отчетливо себе представить,
что же, наконец, случилось?
Странно! Он даже не чувствовал ни боли, ни отчаяния; он просто был
оглушен.
Лишь после долгих усилий Вильк уловил смысл события. Смысл этот был
таков.
Во-первых, он потерял Люци; во-вторых, им пренебрегли; а в-третьих...
Третью мысль нелегко было сформулировать. Она появляется у человека
примерно тогда, когда он говорит: "Я должен отдать себе справедливость - я
дурак", Сама эта мысль не так уж тяжела, но обстоятельства, в которых
оказался Вильк, делали ее более горькой для него, чем две предыдущие.
Практически она вела за собой утрату веры в людей, утрату любви к людям и
утрату надежды, что когда-нибудь будет лучше, чем теперь.
Вильк провел бессонную ночь.
В эти одинокие часы боли и размышлений решалась его судьба. Такие часы
- перелом в жизни. Утро должно было показать, выйдет ли Вильк из борьбы ни к
чему не годным, или еще больше закалится в огне.
Тем временем звезды побледнели. Из мглы и серых тонов полумрака все
четче стали выступать очертания предметов.
Наступал день.
Свет в комнате, где сидел Вильк, погас; скрипнула дверь. Вильк вышел и,
разбудив батраков, пошел с ними работать.
Это был хороший признак.
Когда, наконец, совсем рассвело, достаточно было взглянуть на лицо
Валька, чтобы убедиться, что он спасен.
Его лицо было довольно бледно (не спал целую ночь), но спокойно и
серьезно. Пожалуй, в нем даже появилась какая-то строгость. Но он не