"Мария Семенова, Андрей Константинов. Меч мертвых" - читать интересную книгу автора

Девушка насторожилась:
- Уж не мстить ли ты собираешься тем, кто живет здесь под нашей
защитой?
Страхиня покачал головой:
- Нет, я здесь не за местью. Я странствую, куда несет меня ветер, ибо
ни один вождь не рад кормить меня подолгу. Немногим я мил, когда кончается
поход и начинаются праздники и пиры.
- У нас, - хмыкнула Друмба, - больше склонны считать, что шрамы для
воина лучшее украшение. Подожди, пока уедут обидевшие тебя, и приходи
послужить ярлу. Если ты в самом деле храбр, Хрольв подарит тебе самоцвет не
хуже того, что сам носит на рукояти меча.
- Вот как?.. - проговорил Страхиня, помедлив. - Я смотрю, не ниже всех
ты сидишь за столом у ярла и его почтенной жены. А не расскажешь ли ты мне
еще про своего вождя и про то, как вернее заслужить его благосклонность?
Боярин Сувор Несмеянович в датских домах бывал множество раз. И мирным
гостем, когда князь Рюрик посещал дружественных вождей. И едва ли не чаще -
во время немирий, когда отмщались старые обиды и наживались новые. Он видел,
как в вихре пламени и черного дыма рушились такие же толстые земляные
кровли, погребая мертвых - и с ними живых, кто оставался внутри. Пока Сувор
был молод и душа в нем не ороговела, его всякий раз посещало - а вот строили
люди, для достатка и любви строили, не для вражеского поругания... Потом
жизнь набила мозолей, заматерел, былую жалостливость порастратил.
Сегодняшний пир удался потише вчерашнего. Оно и понятно. Вчера просто
веселились, знакомились, славили прибывшее посольство. Не принято у датчан
сразу заводить речи о деле, не почитают это пристойным. Раньше, говорят,
могли по месяцу и более жить в гостях, присматриваясь, позволяя заветным
речам вылежаться, созреть. О покупке коровы сговаривались, как на всю жизнь,
так корова та потом за троих и доилась. Теперь не то, ныне времена настали
нетерпеливые, да и народ измельчал. Стыд подумать - великое посольство,
присланное сразу двумя князьями, уже на второй день заговорило о том, с чем
ехало через море.
Вышел вперед Твердята Пенек, встал против почетного хозяйского места.
Сувор ревниво следил, как рядом с Твердятой одергивает вышитую свиту толмач.
Старый боярин тоже говорил по-датски, но плохо. Сувор говорил лучше - небось
жизнь прожил не в Ладоге, а, можно сказать, с датчанами бок о бок. Однако
доведись ему вершить переговоры, он тоже взял бы толмача. Правда, в отличие
от Пенька, не потому, что опасался бы не понять или не надеялся изложить
свою мысль на чужом языке. Толмач - честь послу. И, что важно, - лишнее
время подумать.
Умом Сувор был со всем этим согласен, только ревности умом не уймешь.
Хоть и числился боярин Твердислава Радонежича первейшей правой рукой, а не
властен был ни посоветовать старинному сопернику, ни даже подсобить ему как
толмач. И горько было от этого Сувору и тягостно на душе. И думалось, что,
хоть и прозывается Рюрик "князем великим и светлым", но - "сущим под великим
Вадимом", и оттого глядят на него и людей его, как на отроков безъязыких. А
победу прошлогоднюю в кровавом бою кто добывал?!..
- Ты, Рагнар конунг, не только воинской доблестью славен, - между тем
разносились под закопченными стропилами слова толмача. - Остроту твоего меча
мы и сами много раз постигали, когда преломлялись тяжкие копья, а стрелы
густо засеивали землю и море. Но известно нам и то, что ты приветлив с