"Виталий Семин. Ласточка-звездочка" - читать интересную книгу автора

День рождения Сергей отмечал в четверг, а в воскресенье двадцать
второго июня тысяча девятьсот сорок первого года он вместе с родителями
собирался к отцовой сестре на традиционный воскресный обед. Почти все
семейные традиции казались Сергею обременительными, но эта нравилась ему. У
тетки вкусно кормили, за столом у нее собиралось много любителей поспорить о
последних новостях международной политики, а главное - у двоюродного брата
Сергея, уже отслужившего в армии взрослого парня, можно было добыть книжку,
которую ни за что не выдадут в детской библиотеке. На книжной полке брата
подряд стояли романы Киплинга, "взрослое" издание "Тиля Уленшпигеля",
"взрослый" же - это и по иллюстрациям видно! - Джонатан Свифт и совершенно
потрясающий трехтомный Брем. С некоторых пор Сергею эти книги разрешали
брать и тут же, у книжной полки, рассматривать.
Задолго до конца обеда, скороговоркой пробормотав:
"Спасибояуженехочу", - Сергей выскальзывал из-за стола, садился на диван и
придавливал свои колени тяжелым томом Брема. Вначале он раскрывал переплет и
нюхал, как тревожно тянет от него глянцевым типографским запахом, долго
рассматривал рельефную карту мира, на которой материки были испещрены не
кружочками городов, а крошечными изображениями страусов, слонов и носорогов,
и лишь потом, разломив книгу пополам (плотно пригнанные друг к другу
страницы глухо пыхнут, от них пойдет ветер), погружался в созерцание
оранжевых проложенных хрустящей папиросной бумагой фотографий львов,
бенгальских и уссурийских тигров, южноамериканских ягуаров и кугуаров.
Сергей именно погружался в созерцание, потому что картинки эти и подписи к
ним он видел уже десятки раз и прекрасно знал, что длина королевского тигра
от кончика носа до кончика хвоста - четыре метра двадцать сантиметров
(раздвинуть обеденный стол и приставить к нему два стула).
Все это он знал, но так приятно было, сидя на диване, тихо ужасаться
размерам огромного животного или даже считать эти размеры недостаточно
устрашающими и каждый раз, заново открывая знакомую страницу, ожидать, что
тигру немного прибавится длины.
Налюбовавшись хищными кошками, Сергей читал что-нибудь о голубых китах
или о кашалотах и прислушивался к тому, о чем спорили за столом. А за столом
обязательно спорили, и это делало Брема, "Тиля Уленшпигеля" или "Гулливера у
великанов" еще более увлекательными и интересными.
Спорщики обычно делились на два лагеря, которые возглавляли отец Сергея
и дядя Ефим. Оба они были людьми крайних мнений, крайних темпераментов и
просто не выносили друг друга.
Отец Сергея был на редкость правильный человек. Настолько правильный,
что Сергею ни разу в жизни не удалось достигнуть уровня, который чем-нибудь
не оскорблял отца. Отца оскорбляло слишком многое - плохо завязанный
галстук, пятно на рубашке, царапина на колене, четверка, а не пятерка в
дневнике. Он как-то сразу, мучительно крупным планом видел все это и долго
переживал. И плохо завязанный галстук и испачканную рубашку он как-то умел
связать с чем-то большим... Сам он был безупречно аккуратен и бережлив,
никогда не опаздывал на работу, ежедневно читал не меньше трех газет - одну
областную и две центральные - и каждому слову, напечатанному в них, верил
самозабвенно. Он все видел глазами газет, вместе с ними ненавидел и
радовался и даже говорить старался языком газет.
Сергей тоже верил всему, что печаталось в газетах, хотя сам читал их
очень редко, тоже старался при случае щегольнуть газетной фразой, но ему