"Виталий Семин. Плотина" - читать интересную книгу авторавообще им немного смешным и нелепым казался седой глуховатый человек с
дрожащим от ярости голосом, дрожащими руками, который никак не мог уразуметь что-то совсем простое, который обязательно хотел узнать, за что на него этот необъяснимый позор. Отца выпустили часа через три. Тут же в подвале ему вернули ремень и медаль. Сержант подождал, пока он перепояшется, приведет себя в порядок, почтительно пропустил вперед, подмигнул солдатам: "Не скучаете, братцы?" И, хоть сержант ничем этого не показал, я почувствовал, что он стал чуть иронически относиться к отцу, словно этот нелепый арест запачкал и меня и отца. Некоторое время я ждал, что придут и за мной. Но меня не выпустили. Днем вместе с проштрафившимися солдатами я подметал двор перед штабом, ночью спал на нарах в подвале. Освободили меня дня через три. Сержант пришел утром, потоптался и как-то неопределенно сказал: - А ты еще здесь? Иди, что ли... Будто не был уверен, правильно ли поступает. В бараке меня встретили с сочувствием и в то же время чуть иронически. Я и сам за это время понял, что это почему-то смешно: ехал человек черт знает откуда, разыскивал сына, взбудоражил всех, а его взяли и посадили в каталажку. Больше отца на завод не пускали. И меня с завода к нему. Начальник штаба, когда я пришел к нему, сказал, что у него нет времени со мной разговаривать. Потом все-таки вернул меня и объяснил: - Отец хлопочет в Берлине, чтобы тебя отдали ему. Разрешат - езжайте. А на территорию завода посторонним вход воспрещен. разыскивать гостиницу отца. Выйдя в город тайком, без пропуска, я совершал тяжкий поступок и потому боялся встречных наших и немцев. Все же мне приходилось обращаться за помощью к прохожим, и они указали мне дом, в котором располагалась гостиница отца. Отца я нашел на втором этаже. Он был обескуражен, растерян, торжественно проклинал майора Панова: "Проклятье этому извергу!" Сказал, что второй день не выходит на улицу - отпускные документы у него просрочены, могут задержать как дезертира. "Мое отцовское проклятье этому негодяю!" Если в самое ближайшее время мое дело в Берлине не будет решено, отец будет вынужден уехать. - А как же я? - Но ведь я уже почти дезертир! - Лучше бы ты не приезжал совсем! - крикнул я. - Ты не имеешь права так говорить! Не слушая ответа, я выбежал на улицу. И все-таки меня отпустили с отцом. Оказывается, над Пановым был еще начальник. Это он приказал Панову выпустить отца с гауптвахты (из-за меня он ссориться с Пановым не стал), а потом замолвил за нас словечко в репарационном управлении, и там было решено позволить мне переехать в лагерь, расположенный примерно в том же районе, где дислоцировалась часть отца. Нам выдали бумагу, в которой говорилось. "Репатриант такой-то в сопровождении отца направляется..." По дороге мы обязаны заехать в Штеттин, где я должен пройти фильтрационную комиссию. На прощание я встретился с Пановым - ходил в канцелярию подписывать документы. За столом он сидел в фуражке, наверно, собирался уходить. Писарь |
|
|