"Виталий Семин. На реке (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

снег ли, а холод и свет от этой белизны приятен. И сразу с этой белизной
соединяются белая полоска песка на противоположной стороне, и желтоватые
намывы песка за поворотом, и белый песок у нас под ногами.
Вот тут и надо выйти из воды, передать кастрюлю дежурному, сесть на
песок, и медленно-медленно шнуровать выбеленные всего за несколько дней
солнцем, песком и водой кеды, и смотреть, смотреть, потому что именно в эти
минуты становится понятно, зачем мы пошли в поход, зачем гребли днем до
того, что ладони потрескались и горят, а нижняя губа распухла и кожа на ней
лопнула, зачем через полчаса мы начнем натираться противокомарной мазью и
бить голодных, пустых, серых комаров, от которых воздух сделается шуршащим и
колючим. Освобождение - вот что испытываешь в эти минуты, радость
освобождения, завершенность дневного цикла.
А река течет все медленнее и наконец совсем останавливается, и только
видно, как у противоположного берега движется ее верхний слой, к которому
прилипли пушинки. На повороте зажигается бакен - в этом ровном вечернем
свете без теней, без отражения огонь еще почти не заметен, у него нет
двойника в воде, и бакен еще виден сам по себе. На Нижнем Дону на триста
километров по всему фарватеру стоят большие металлические буи, а здесь
дощатая пирамидка, сбитая местным плотником, - маленький бакен малых рек.
Сегодня пятнадцатый день похода, и по этому поводу решено выпить. Это
уже пятый или шестой повод за пятнадцать дней, но мне, непьющему, все это
даже на руку. Собирающиеся пить водку взволнованы предстоящей выпивкой,
разговорчивы и снисходительны, всерьез готовят закуску, чистят картошку,
открывают банки с лучшими консервами. Они же сами, без моей помощи,
натаскали из лесу дров и развели костер. Под кедами дежурного с хрустом
ломаются ветки сушняка, огонь так силен, что загорается палка, на которой
висят кастрюля и чайник. Даже под свитером и брюками моя обожженная солнцем
кожа ощущает почти солнечное давление жара и света, и я вынужден выйти за
пределы освещенного круга. Здесь тихо и темно, над виском тренькает комар, и
слышно, как булькает вода.
И вдруг начальственный и раздраженный голос окликает нас:
- А вы что здесь делаете?
Я и не заметил, как из-за мыска заливчика выплыл дядька на низкобортной
плоскодонке. Греб он не раздеваясь, в брюках, в рубашке и пиджаке. Греб
сильно и легко, быстро шел против течения, и это отчасти объясняло его
пренебрежительный и начальственный тон. Но, может быть, он бакенщик, а мы
развели свой костер рядом со створами?
Дядька остановился напротив нашей шлюпки, подгребал, удерживаясь на
течении, но потом, будто уступая течению, навалился лодкой на шлюпку и с
минуту смотрел внутрь на пробковые пояса, уложенные под банками, на
вальковые наши весла, на рюкзаки, бочонок и новенький канат.
- Ночевать собрались? - спросил он. Оттого, что плоскодонка стояла
рядом со шлюпкой, было видно даже не то, насколько шлюпка больше, а
насколько она сложнее плоскодонки. - Так на Дону места много, а вас сюда
принесло!
Самый ставший и самый доброжелательный из нас предложил:
- А вы перемет хотите ставить? Ставьте. Места много. А мы завтра рано
уйдем.
- А когда рано?
- Часов в семь.