"Ю.Семенов. Испания (Июль 1974 - февраль 1976)" - читать интересную книгу автора

На Пласа дель Кастильо по-прежнему бушевала толпа: все семь дней
Сан-Фермина люди не спят - лишь только утром после "энсьерро" выпьют вина,
съедят сэндвич и лягут на улице или в сквере, несмотря на категорический
запрет полиции.
(Впрочем, несмотря на многие категорические запреты, испанцы все более
и более открыто игнорируют официальные "табу". В "Каса Марсельяно", где
сидели за соседним столиком французы, молодые студенты из Мадрида кричали:
"Да здравствует блок всех левых сил!" Это было невозможным год назад, как
невозможной была открытая продажа книг Ленина, - сейчас они появились на
книжных витринах.)
Мы проталкивались сквозь толпу, к бару "Чокко", где Старик всегда пил
кофе рано утром после "энсьерро", и я смотрел на Тино, которого многие
узнавали, и дивился той маске трагизма, которая была на его лице.
Наверное, каждый тореро постоянно ощущает состояние трагедии, и не только
в госпитале после ранения, но и сейчас, ночью, глядя на толпу, которая
знает его, приветствует и любит, но до тех лишь пор, пока он - Тино и пока
не погиб, или не испугался, или не заболел; тогда его предадут
презрительному забвению. (Впрочем, подумал я, только ли к одним тореро
приложимо это? Литератор, переставший писать, состарившаяся балерина -
разве все это не составляет одну цепь - тяжелые вериги искусства?)
...А ранним утром, когда по улице Эстафеты с олимпийской скоростью -
километр за полторы минуты - быки пронеслись и ранили шестерых
"афисионадо", мы сидели на Пласа де Торос. Только-только с арены ушел
оркестр - поскольку люди здесь собираются загодя, на рассвете, часов в
шесть, чтобы занять места получше, памплонцы два часа радуют гостей
прекрасными песнями Наварры, танцами Астурии, страны басков, и на Пласа де
Торос выскакивают зрители, ибо они не в силах сдержать себя, им надо
двигаться, все время двигаться - до тех пор, пока на арену не вбегут люди,
а следом за ними, поднимая их на рога и топча копытами, не ворвутся
"торос", окруженные волами с колокольчиками на потных шеях. Вот барьер
перепрыгнула длинноногая девушка, жеманно пошла, виляя бедрами, задрала
юбку, а ведь это не девушка, это парень дурачится: хохот, свист,
веселье... Сразу же появляется полиция, "нравственность - превыше всего,
что это за французские штучки", сейчас схватят парня... Но - нет...
Изменилась Испания. Полицейских освистали так, что казалось, воздух
порвется, словно загрунтованный холст.
- Фуэрра! Вон! Фуэрра! Пошли прочь!
И ведь пошли прочь.
Веселье народного праздника продолжалось на арене до тех пор, пока
служащие арены - их называют "работяги корриды" - не затолкали всех на
трибуны - пришло время "энсьерро".
И вот прогремела пушка, и мы услышали шум, и он катился, как лавина
прибоя, а потом этот единый шум распался на голоса, но и голоса, в свою
очередь, разделились на вопль, тонкий крик, хриплый "а-а-а-ах", а потом на
арену вбежали первые "афисионадо", а следом за ними, словно пульсирующая
кровь из порванной артерии, втолкнулись следующие, а за этой второй
партией, закрыв затылки руками, сталкивая друг друга с ног, ворвались
третьи, последние, потому что их преследовали быки, и вся Пласа де Торос
повскакивала со своих мест, заохала, закричала, а особенно кричали на
трибунах "соль", которые подешевле, и там, в отличие от трибун "сомбра",