"Юлиан Семенов. Горение (Фрагмент романа-хроники)" - читать интересную книгу автора

граждан. Даже в Англии представитель власти сказал: убили Думу, да
здравствует Дума! Этот великий суд человечества - с нами. Вы сможете дать
нам наказание. Но раз страна поставила свои вопросы, от них вам не уйти.
Правительству остается одно - пойти на уступки, или сама жизнь его
заставит уступить.
П р е д с е д а т е л ь. Я вас прошу не касаться правительства.
Р а м и ш в и л и. И то обстоятельство, что первая государственная
Дума - на скамье подсудимых, говорит, что правительство, несомненно, на
уступки не пойдет. Итак - слово за народом.
После речи подсудимого Рамишвили объявляется перерыв.
Подсудимые - левые, трудовики и социал-демократы подходят к оратору и
благодарят за великолепно сказанную речь. Сам Рамишвили, кажется, еще
бледнее и худее (если только это возможно!) вчерашнего, оживленно
обменивается впечатлениями с товарищами по обвинению.
Через час заседание возобновляется.
Т о в а р и щ п р о к у р о р а. В чем обвиняются бывшие члены
государственной Думы? В том, что распространяли воззвание, призывающее к
неповиновению законам. Поэтому раньше всего нам нужно остановиться на
содержании распространенного воззвания. Оно призывает население России к
неповиновению законам. В течение всего судебного следствия подсудимые
говорили о высоком пьедестале, на который они ставили то, что они
совершили. Но я думаю, что перед этим судом, о котором они тоже так много
говорили, то есть перед судом истории, вряд ли этот пьедестал устоит. Я
думаю, господа судьи, что история через несколько лет скажет нам: <Я не
понимаю, почему вы, которые призваны были издавать новые законы, сами выше
закона; я не понимаю, почему вы, призванные законодательствовать, сочли
себя вправе совершить преступное деяние, предусмотренное существовавшими в
то время законами, и когда вас за это преступление привлекли к суду, вы
возмущались этим судом? Почему вы пошли против родины? Хотя вы говорите,
что ваши действия направлены были против правительства, но правительство и
страна настолько тесно связаны, что такой способ борьбы против
правительства допустим быть не может. Какая бы борьба ни велась против
него, она является всегда преступлением...

Герасимов обвел взглядом зал, не торопясь, ряд за рядом, лицо за
лицом; отчет о реакции собравшихся (в случае, если она будет такой, как
предполагалось) доложит Столыпину сегодня же.
По тому, как хорохористо поднимались со своих скамеек подсудимые
(все, кроме Рамишвили и Окунева, под стражей не состояли), понял, что его
задумка удалась; гордые д р а к о й, веселые, окруженные толпой
репортеров, бывшие члены Думы шли к выходу как триумвираторы: вполне
демократичный спектакль; Столыпин будет доволен; о нынешнем положении в
стране речи не было, а именно этого и опасались в правительстве; что ж,
победа!
Задержавшись взглядом на Дзержинском (очень значительное лицо, черты
кажутся знакомыми; явно не русский, значит, поэтому и не сидел в закутке,
а устроился здесь, среди слушателей, добрую половину которых составляла
агентура охранки; <положительно, я видел его, только не могу взять в толк,
фотографическое ли изображение или же встречались в свете>), Герасимов
медленно поднялся со скамьи.