"Юлиан Семенович Семенов. Пароль не нужен. (Штирлиц, 1921-1922)" - читать интересную книгу автора

труслив, потому что за ним нечисто, и он все время в страхе. Выиграв у
меня такие большие деньги, он будет чувствовать себя обязанным мне, он
станет побаиваться меня, он поймет, что я озлобился, он станет умасливать
меня. Люди с проколом в биографии стараются всех своих врагов сделать
друзьями. Поэтому-то они и погибают в конце концов... Что и говорить,
выигрыш Аполлинэра мне был бы сейчас более кстати, тогда б я очень быстро
все решил с Фривейским... Что ж... Терпение... Посмотрим, как будет
дальше... Во всяком случае, я играю беспроигрышную партию: придет ли
первым фаворит или моя Реганда - он уже в контакте со мной, он уже мой
<приятель>. В крайнем случае с проигрышем выручит Чен...>


- Ну же! - кричал Аполлинэр и хлестал лошадь по крупу. - Ну! Ну!
Остальные лошади ушли вперед, раскачиваются перед глазами спокойно,
медленно. И в этом размеренном раскачивании - обреченность, которая обычно
сопутствует поражению в заезде. Надо это спокойствие и размеренность
поломать. Он знает, надо дать волю инстинктам, сейчас надо смотреть на
мир, и на гаревую дорожку, и на круп лошади, и на тех, кто впереди,
красными глазами. И дышать надо с хрипом и присвистом - как зверь на бегу.
И вот метр за метром, секунда за секундой начинает совершаться
невозможное. Аполлинэр нагоняет остальных лошадей, которые пока идут кучей
без фаворита. Аполлинэр обходит всех по крайней дорожке, приближается к
финишу первым.
Рев на ипподроме сменился тишиной. Только слышно об землю копыта:
цок-цок, цок-цок...
Дзеньк! - колокол бьет у финиша.
Рев на ипподроме возник сразу, словно все раньше замолкли на одно
мгновенье, задержав в себе крик по сигналу невидимой дирижерской палочки.
- У-а-а! А-а-ау! - ревел ипподром, и у всех на лицах было изумление и
даже какая-то радость. Люди были свидетелями чуда. Такого не бывало ни
разу, чтобы сбоившая лошадь, никогда не считавшаяся фаворитом, могла
обойти всех по самому краю и снять громадный выигрыш. Слава богу, что
никто не ставил на нее, а то сразу миллионером стал бы такой человек. Это
разве и успокаивает людей: проиграл - зато и все остальные тоже проиграли.
Нет более ненавидимого человека на ипподроме, как счастливчик, снявший
крупный куш. Даже подлипалы, которые моментально окружают его, даже они,
угодливо глядя ему в лицо, ожидая кутежа, будут ненавидеть его, не говоря
уже о тех, кто горд и горе привык ни с кем не делить.
Исаев осторожно потер переносье большим пальцем левой руки и
посмотрел на Фривейского. Тот был желт, как высушенный лимон. Что может
сделать мгновенье с человеком?! Под глазами у него залегли кругляши
черного цвета. Глаза запали, а руки, лежащие на коленях без сил, казались
ссохшимися, старческими.
Генералы переглянулись, затаив радость: крупный проигрыш соседа
здесь, на бегах, так же приятен, как ненавистен его выигрыш.
Фривейский взял котелок и сказал глухо:
- Честь имею, господин Исаев. У меня заболела голова, пойду
отлеживаться, темечко напекло.
Он поднялся, чтобы уйти, и столкнулся лицом к лицу с генералами. А
они ждут. Это разве не понятно, чего они ждут? Они его унижения ждут, вот