"Юлиан Семенович Семенов. Пароль не нужен. (Штирлиц, 1921-1922)" - читать интересную книгу автора

- Песни петь где выучилась?
- Когда табором идем - скучно, вот и поешь.
- Нос у тебя курносый, Маша...
- Значит, бабушка с русским поспала.
- Сколько тебе лет?
- Семнадцать.
- Что шепотом говоришь?
- Оттого, что ты меня не хватаешь. Чисто мне, вот и говорю шепотом,
будто в любви.
- Ах ты, красивый человек, - улыбнулся мягко Исаев и погладил девушку
по щеке. - Обижают тебя?
- Нет. А может, да. И не поймешь, если обида. Привыкла. Слушай, ты
позволь мне в тебя влюбиться? Я тогда ночь плакать буду, а другим лицо
стану царапать...
- Зачем тебе это?
- А то пусто. И ребеночка не велят родить, говорят, тогда петь я не
смогу, табор денег не получит.
- Хочешь, я тебе погадаю? - тихо спросил Исаев и взял руку девушки в
свои. - Вот что тебя ждет, Машенька... Ждет тебя дальняя дорога, тройка
добрых коней и молодой удалец.
Аполлинэр, проснувшись, открыл глаза и слушал Исаева не двигаясь.
- Сядете вы в коляску, - тихо, почти шепотом продолжал Исаев, - и
понесетесь ото всех подальше - с бубенцами и с ветром.
- Он трефовый?
- Кто?
- Король. Который меня свиснет.
- Нет. Он червонный, красивый, в шелковой рубахе, а сам русый.
- Значит, не цыган? Тогда врешь... Меня только цыган может украсть,
чтоб я ему была надолго,
- Этот тоже цыган будет.
- Старик?
- Нет. Молодой.
- Умный?
- Очень... Посадит он тебя в коляску, ноги тебе укутает мехом, гикнет
- и понесут вас кони к нему в бревенчатый дом, а окно там на зеленое море
глядит, и ночи там вовсе не бывает.
- Слушай, - шепнула Маша, - ты шутишь, а тебе смерть в глаза смотрит,
я знаю, я в висках дрожь чую, когда с тобой говорю. Ты берегись. Ты
старика берегись усатого, он тебя погубит, мукой смертной изведет...
- Маня! - закричали с освещенной эстрады. - Манюня, чавелла! Танцуй и
пой последние денечечки.
Скрылась Маша в темноте, а потом, как в волшебстве, появилась из ночи
на свет эстрады, и запела, да как! - мороз по коже дерет и такая смертная
тоска, что плачь, пей да молись, а там - пропади все пропадом.
- Максим, - трезво сказал Аполлинэр, - ты меня извини, ты как лошадь
- добрый. А я сейчас сон видел, будто моя Реганда первой придет. Только
глупо все это. Ну, отстроятся они. А все равно их снова пожгут. Сейчас
такая жизнь, что коням и мужикам спуска ни от кого не будет...
...А в это время побежали по городу мальчишки, размахивая над головой
экстренным выпуском газет. Вопили во все горло: